«Доченька, убили!» – истошный крик матери, переходящий в безутешный вой.
«Опомнись, Алексей! – Седовласый мужчина пытается заслонить бледного, как полотно, жениха. – Вы же братья… Будь ты проклят!»
«Уходим, барич!» – откуда-то издалека доносится голос Никиты.
Красный туман наползает со всех сторон, наполняясь безудержным светом, и душа стремительно летит вверх, навстречу радостному перезвону колоколов…
Так было очень давно, так будет когда-нибудь и потом, не сейчас… Все в этом мире рано или поздно возвращается на круги своя. Вернулись и они. Вернулись, чтобы встретиться вновь, чтобы вновь любить и вновь ненавидеть, и в ярких отблесках бушующей страсти, в непримиримой борьбе добра и зла, где нет места смерти, вновь попытаться обрести себя, а вместе с тем простить и отпустить прошлое.
– Так ты меня узнал? – спросила Наталья или, может, теперь Елена.
– Да. Хотя и не сразу.
– Но как?
– У тебя ее взгляд, ее улыбка…
– Алеша… – голос сорвался на нет от волнения. – Алешенька…
Наталья порывисто вскочила, лихорадочно подыскивая нужные слова. Им так много надо было сказать друг другу. Но что-то невидимое уже встало между ними, возвращая ее на землю. Этим невидимым было время. Из памяти сами собой выплыли строчки:
Призрачная дымка невесть откуда взявшегося тумана окутала Карецкого с верным Сатаной, задрожала косой рябью блестевшей росы и рассыпалась в ярких лучах июльского солнца.
– Алексей! В тот день к нам приезжала Настасья, она обманула меня. А может быть, она и сама была обманута. Я люблю тебя, я всегда любила только тебя! – звенящий надрывный крик, брошенный вдогонку, повис в воздухе.
– Я люблю тебя! – прошелестело в ответ, и снова наступила тишина.
Миг, вырванный у вечности, прошел, словно не был. Неумолимое и властное время, повернутое вспять, вновь вступало в свои права, возвращая в реальность. А реальность обернулась запыхавшимися Стасом и Андреем, которые отчаянно продирались сквозь цепкие кусты бузины.
– Наташка, Нат!
Всхлипывая, она отползла от лежащего у ее ног тела Артура и, не сдерживая слез, уткнулась носом в линялую, пропахшую потом и костром футболку Стаса. Тот, бережно прижав ее к себе, гладил по голове, словно маленькую девочку, и приговаривал, что все наконец-то закончилось и все теперь будет хорошо…
А потом, уже в лагере, Сашка взахлеб рассказал, как он передал карандаш Андрею и как тот, увидев его, «просто в лице изменился». Велев Быстрову оставаться на месте и ждать их возвращения, Джиль схватил Владькин обрез и побежал искать ее…
– Андрей, я знала, что ты сразу все поймешь.
– Не понять тут было бы сложно. Единственное, чего я до сих пор так и не понял, зачем тебе понадобилась вся эта конспирация с карандашом. Почему ты не сказала Саньку прямо, как есть, или меня могла предупредить, мы же с утра виделись…