Катализатор

– Я не галлюцинация. Я просто неудачно посадил спасательную капсулу прямиком в эту вашу тюрьму. Мы с тобой говорили по радио, пока связь не заблокировали.

– Так это был ты? – сомневающимся тоном спросил Генри. Он по-прежнему смотрел на друга с подозрением, но, похоже, начинал верить.

– Генри, я настоящий.

– Но что, если это они подослали тебя специально, чтобы я открыл дверь? Что, если я поверю тебе и открою, а они ворвутся и убьют меня? Нет, нет, разумнее будет просто не обращать на тебя внимания.

– Генри, я преодолел тысячи миль ради того, чтобы оказаться здесь. Я пробивался через толпу мерзких тварей, которые, похоже, не чувствуют боли и не собираются подыхать. Я встретил заключенного по фамилии Уолдрон, а потом мне пришлось убить его, а потом он ожил, и мне пришлось убить его еще раз. Черт побери, я прошел через весь этот ад, так что впусти же меня наконец!

Генри долго на него смотрел, затем пожал плечами и открыл дверь.

Но и после этого было еще несколько неловких моментов, когда Йенси говорил что-нибудь такое, отчего Генри снова начинал сомневаться в его реальности. Дошло даже до того, что он внезапно схватил отвертку и попытался выковырять другу глаз. Если бы он не ослабел от недоедания, у него могло бы и получиться, а так Йенси легко отобрал отвертку. Генри присмирел и какое-то время оставался спокойным, но потом его снова охватили подозрения.

Впрочем, возможно, дело было даже не в том, что и как говорил Йенси, а в чем-то ином – побочном эффекте того, что Генри называл импульсом.

– Что еще за импульс? О чем ты говоришь?

Генри постарался объяснить как мог. Рассказал, что в тюрьму приезжали ученые, чтобы записать этот импульс. Одна из них кое-что объяснила Генри, хотя он подозревал, что ей нельзя было этого делать. Он понял только, что воздействующий на мозг импульс генерируется неким объектом, который ученые называли Обелиск.

– Как?

– Обелиск. Сам-то я никогда его не видел. Не знаю, где он в точности находится и как выглядит. Но он наверняка в исследовательском куполе. Чертовски секретная штуковина.

– А что с Иштваном? Твари убили его?

– Нет, – ответил Генри. – Как я уже сказал, приехали ученые, провели какие-то измерения, осмотрели тут все, а потом принялись копать яму. А когда выкопали, вдруг очень заинтересовались Иштваном, забрали его отсюда и увезли с собой. – Он замолк и очень серьезно посмотрел на Йенси. – Но если и там происходит такая же чертовщина, что и здесь, Иштвана, вероятно, уже нет в живых.

– Он должен быть жив, – стоял на своем Йенси.

– Скорее всего, нет. Знаю: ты проделал долгий путь, чтобы попасть сюда, но, возможно, настало время признать этот факт.

Йенси отвернулся. Может быть, друг и прав, но просто так сдаваться он не собирался. Рассудком он уже готов был смириться с потерей брата, но сердцем чувствовал, что Иштван еще жив, был в этом почти уверен. Ну и кто же прав? Рассудок, принимающий смерть Иштвана, или сердце, призывающее продолжать поиски и спасти его?

– Я должен попытаться. Может, он и мертв, но я не сдамся, пока не буду знать точно.

Долгие годы он упрекал себя за то, что не смог уберечь Иштвана от неприятностей, и сейчас настал момент, когда все эти годы слились в убеждение, что он должен сделать это. Теперь или никогда.

Генри пошел на попятную: