– Откуда тебе знать, что этот человек невиновен? – тихо спросила мать, присев на диван уже со стаканом в руке. Она задумчиво смотрела в окно, на сад с голыми деревьями и на загон за ним.
В детстве мама во мне души не чаяла: готовила со мной, как я сейчас пеку пироги с Карлой, баюкала на руках, пела песни, водила на долгие прогулки искать каштаны. Но затем появился Дэниэл, и на привычные, нормальные занятия времени у нее не осталось.
Откуда мне знать, что Джо невиновен? Мамин вопрос задел меня за живое. Потому что он напоминает Дэниэла, хотелось мне ответить. Потому что не может не сказать правду, даже если она кажется неприглядной. Потому что интуиция подсказывает, что я должна его спасти. Из всего этого я выбрала единственную фразу, не лишенную смысла:
– Появились новые обстоятельства, которые свидетельствуют, что… – Я замолчала.
– Она не может об этом рассказывать, ты же понимаешь, дорогая.
Папа сейчас на пенсии (после Дэниэла он не смог больше работать), но как социальный работник он много общался с юристами и знает, что такое профессиональная этика. Хотя для меня он всегда будет папулей, читавшим мне сказки на ночь и уверявшим, что под кроватью никто не прячется.
– Ты погостишь? – снова спросила мать.
– Нет, в Лондоне меня ждет Эд, – ответила я к громадному разочарованию родителей.
– Обед почти готов. – Мать встала и по пути на кухню опрокинула в рот содержимое своего бокала.
Обед оказался сущей мукой. Мы говорили обо всем, кроме того, зачем я приехала. Мать наливала себе бокал за бокалом. А я ела рыбный пирог, который Дэниэл любил больше всего.
После обеда мать незаметно улизнула «отдохнуть». Папа явно устал от усилий поддерживать мирную атмосферу.
– Можно я поднимусь наверх? – спросила я.
Он благодарно кивнул.
Ступеньки скрипели, совсем как когда Дэниэл спускался по лестнице глубокой ночью, а я шла за ним – убедиться, что с ним все в порядке. В его комнате все было точно так, как он оставил: игрушечные машинки в идеальном порядке расставлены на книжных полках рядом с «Золотой сокровищницей» Палгрейва[14] и старыми номерами «Бино», который он продолжал читать и подростком. На стенах – постеры полуобнаженных моделей. В шкафу аккуратно сложенная одежда – в основном джемперы, разве что случайно попадется футболка.
Я взяла один джемпер и прижалась к нему носом. Когда-то они хранили запах Дэниэла, но за восемь лет все выветрилось.
Не удержавшись, я повернулась к стеллажу, где брат держал свои «особые вещи». Альбомы с наклейками – от океанов до звезд – были сложены в идеальном порядке, как и модели лего, за сборкой которых он просиживал часами, и боже упаси было их тронуть. Однажды, помню, уборщица «немного прибралась», и отцу пришлось дать ей солидные чаевые, чтобы она не заявила в полицию по поводу кровоподтека на запястье – мой брат постарался.
Я благоговейно взяла один из альбомов. Наклейки с птицами. Дэниэл копил карманные деньги, покупал пачки наклеек и часами идеально ровно помещал каждую в отдельную рамку. Зарянки, дрозды, иволги, голуби (Дэниэл произносил «голубьи», потому что, как он справедливо заметил, «бэ-то мягкое»).
Я опустила один альбом к себе в сумку. Подумав, добавила еще два. Поглядела в окно на старого гнедого мерина, пощипывавшего пожухлую травку. Надо сходить поздороваться с Мерлином, потереться лицом о его морду. Но, боюсь, на это у меня не хватит духу.
За дверью послышался шорох. Отец.
– Я все хотел перемолвиться словечком наедине…
ebooksa