Синон

Внутри все еще стоял запах гари. Ступая по хорошо знакомому плиточному полу, Алейна вошла в зал, весь усеянный белой пылью, и ступила на лестницу, избегая смотреть в сторону кухни. Она точно знала, куда ей надо. Деревянные ступеньки заскрипели. Алейну предупреждали, что подниматься по лестнице в заброшенном доме опасно. На втором этаже на полу лежал все тот же белый пепел. Он толстым слоем покрывал мебель, плинтусы, картины…

Мама Элиф оборудовала под детскую симпатичную маленькую комнатку в самом конце коридора с желтыми узорчатыми обоями. Возле узкой двери Алейна остановилась, оглянулась на лестницу и только потом нажала на ручку.

Стены в детской были выкрашены в розовый цвет. Над кроватью висели картинки со щенками и котятами в маленьких круглых рамочках. Не хватало только Моны – девочки с огромными смеющимися глазами. Эта комната опустела навсегда. Алейна сглотнула и тяжело присела на узкую кровать.

На полке лежали брелки и камешки, стояли какие-то бутылочки, старательно выстроенные ее племянницей в ряд. Под ногой зашуршала бумага. Алейна нагнулась и подняла кипу рисунков. Белым облачком взметнулась пыль, и женщина закашлялась.

Она медленно пролистывала толстую кипу. Лошади, собаки, поросята – племянница любила рисовать всякую живность. Вот кошка с оранжевым хвостом и огромными крыльями. Сова, кролик… Или еще одна кошка, в высокой шляпе и с зонтиком?

На следующем рисунке был человек с пустым кругом вместо лица. Мона часто рисовала таких. Алейна провела пальцем по дрожащим линиям. Как-то раз она спросила племянницу, кто это. Они сидели на кухне – Алейна на табуретке, Мона на коленях у Самира. Кухонный стол был завален ее рисунками, среди которых часто попадались такие человечки без глаз и без носа.

Девочка ткнула карандашом в пустой круг:

– Это человек без лица.

– Но кто он? – удивилась Алейна.

– Это я наоборот.

– Ты наоборот?

Мона кивнула, заливаясь смехом. Ее тетя так и не поняла, было ли это объяснение только что придуманной шуткой.

– Это я наоборот, – повторил ребенок. – Я – девочка, он – дедушка. Я – красивая, он – никакой, просто пустой кружок. Это я, только злая. Очень злая.

– Но ты не можешь быть злой, – покачала головой Алейна.

Мона засмеялась, громко и радостно. Самир оторвал глаза от книги и повторил вслед за свояченицей:

– Ты не можешь быть злой, Мона.

– Могу, – упрямилась девочка. – Этот человек без лица – я наоборот. Он – это я, которая делает то, чего я не могу.

* * *

Алейна смахнула слезу, собрала рисунки и сунула их обратно под кровать. На ночном столике, рядом со стаканом и детской книжкой, лежала заколка. Женщина взяла книжку – на яркой обложке был изображен висячий замок. Дневник. Рядом лежал любимый будильник Моны. Алейна помнила, как однажды племянница показывала его ей и страшно им гордилась. Собственно, откуда он взялся? Наверное, Мона его нашла, а может, получила от кого-нибудь в подарок.

Алейна наклонилась так, что заскрипела кровать, и взяла тяжелый будильник со столика. Она вспомнила слова, которые говорила ей племянница: «Очень важно, чтобы эти часы шли правильно».

– Ты понимаешь, тетя? – повторяла девочка. – Иначе все пойдет не так.