Всю дорогу до гостевого домика Ярмо его мучил один-единственный вопрос: почему Рейчел отвернулась? На последней ступеньке Эрик остановился и оглянулся на окутанный туманом залив. Лодки уже почти не было видно.
Количество сотрудников лаборатории «Крионордик» значительно сократилось. Теперь вся работа сосредоточилась в двух направлениях: NcoLV и вакцина «Эн-гейт». Все остальные проекты были свернуты или отложены в долгий ящик.
В коридорах главного корпуса царила мертвая тишина. Крейг Винтер уединился в холле. Он нередко делал это – вид множества статуй, высокие потолки и окна во всю стену оказывали на него успокаивающее воздействие. На Крейге были тренировочные брюки, футболка и пара изношенных кроссовок. Мысли так и роились у него в голове – так много всего произошло за последние дни. И суток не прошло с тех пор, как в этом самом зале он разговаривал с журналистом Йенсом Вальбергом. Николас Мореман поторопился. Он действовал на свой страх и риск. Когда Винтер рассказал шефу по безопасности о подозрениях Вальберга, тот с ходу выдал свое решение. Даже не посоветовался с высшим руководством. Возможно, они до сих пор ни о чем не знают.
Между тем это был достаточно дерзкий жест, который шел вразрез с основной установкой руководства: быть осторожней со шведами и не допускать никаких подозрений. Общественное мнение в Швеции уже начеку. Газеты пестрят тревожными заголовками. Следующим шагом должно быть налаживание отношений с Институтом инфекционных заболеваний. У этой страны высокий рейтинг в ВОЗ, примеру шведского правительства последуют многие.
Но даже не этот зараженный журналист волновал сейчас Крейга Винтера. Проблема вырисовывалась куда масштабнее. Буквально только что у директора состоялся в высшей степени неприятный телефонный разговор. Он как раз собирался на ежедневную утреннюю пробежку, когда вдруг засигналил его мобильный. Звонивший представился как Синон. Именно так – и никаких фамилий. Он назвался новым руководителем «Джавды» и продемонстрировал хорошую осведомленность обо всех направлениях проекта. Синон спросил о том, как продвигаются поиски Ханны Сёдерквист, а потом – о вакцине и о распространении вируса в Европе. Крейг рассказал все как есть, но человек на том конце провода произвел на него странное впечатление. Винтеру показалось, что новый шеф слушает его вполуха, что Синона интересует что-то совсем другое. И за десять минут беседы это ощущение полностью подтвердилось.
Новый начальник обозначил новые приоритеты. Отныне основные силы предполагалось сосредоточить в направлении
Работу над вакциной Синон решил приостановить. Он утверждал, что это направление проекта возложено на какую-то лондонскую лабораторию, тоже принадлежавшую «Кристал глоуб». Подготовка нового вируса получила первый уровень секретности. Из сотрудников только Крейг да Николас Мореман были в курсе этого направления проекта. Причем дело представлялось срочным. Винтеру было велено оставить все остальное и трудиться день и ночь.
Последнее распоряжение ошарашило его окончательно. Крейг не понимал, к чему такие крайности. NcoLV 7.1 и в самом деле очень опасен, но в отличие от того монстра, которой нужен Синону, снабжен механизмами, предотвращающими его бесконтрольное распространение. Понимает ли новый начальник, чего требует? Вирус с нулевой инерцией сделает бесполезной любую вакцину. Он способен развязать настоящую пандемию с миллионами жертв…
Крейг перевел взгляд на одну из безликих статуй. Он ничего не имел против пятидесяти более-менее случайно выбранных инфицированных. По числу погибших это равносильно крупной дорожной аварии, автобусу, перевернувшемуся на шоссе. Последняя стадия «Джавды» чревата еще сотней смертей, но проект сделает Винтера богачом, так что он вполне сознательно идет на эти жертвы. Синон же предлагает совсем другое. Бесконтрольное распространение… Это безумие.
Интересно, что они с ним сделают, если он откажется подчиниться? Просто уволят? Выбросят из проекта? Или Крейг кончит, как Хенрик Дальстрём или Йенс Вальберг? Статуя молчала. Или она все-таки ответила? Эта была моральная дилемма, вопрос настолько глобальный, что частности и детали теряли значение. Вопрос о природе человека – философский по своей сути. Разве сама Пандора не была статуей из металла, прежде чем Зевсу вздумалось вдохнуть в нее жизнь? Ее ящик был набит разными болезнями, которые разлетелись по миру, когда она его открыла, чтобы сеять смерть и отчаяние. И кто такой в этом случае Крейг? Гермес, который начинил ящик всеми этими «дарами»?
Синон считает проект недостаточно радикальным. Он хочет напугать шведское правительство по-настоящему и надавить на ВОЗ. Он хочет показать миру, что Армагеддон совсем рядом, что для него будет довольно нескольких точечных мутаций… Но разве для этого так уж необходимо выпускать зверя из клетки? Будет вполне достаточно предъявить сегменты ДНК. Супервирус не должен покидать стен лаборатории. Синон только продемонстрирует фотографии монстра, вряд ли найдутся желающие увидеть его воочию.
Крейг довольно потер руки. Если планы руководства действительно таковы, проблема предстает совсем в другом свете. В этом случае проект следует рассматривать как в высшей степени секретный научный эксперимент. Вирус же подлежит уничтожению, так только Винтер задокументирует результаты… Да, только так. Он согласится с новыми претензиями начальства, но лишь при условии, что его детище никогда не выйдет в большой мир. Только так.
Эрик мчался по Центральному мосту на полной скорости. Йенс как сквозь землю провалился. Сёдерквист десять минут проторчал под его дверью, нажимая кнопку звонка. Он разговаривал с шефом отдела новостей газеты «Афтонбладет», звонил друзьям и подругам Вальберга – тем, кого знал. Побывал даже в его любимом баре «Магнолия», но там Йенса не видели уже много дней.
На два часа у Эрика была назначена встреча со Свеном Сальгреном. Как шеф по научной работе Каролинского института Сальгрен, конечно, имел связи в «Крионордике» и, вероятно, мог сообщить что-нибудь о Йенсе. Уппсальская лаборатория оставалась единственной ниточкой, за которую еще мог ухватиться Сёдерквист в своих поисках. Хотя, возможно, и она вела в никуда.
Небо над Стокгольмом стало темно-синим, на темную воду залива Риддарфьёрден опустилась стайка больших белых гусей… Ветер усиливался. Эрик думал о Ханне. Они с Рейчел уже наверняка в Гиллёге. Вот только почему не звонят? Мужчина сжал руль так сильно, что у него побели костяшки пальцев. Все это слишком походило на кошмарный сон. NcoLV бесчинствует в Европе. Томас Ветье лежит в коме. Ханна в опасности.
А теперь вот еще пропал Йенс…
Эрик миновал поворот на Кунгсхольмен и выехал на набережную. Судя по пришвартованным у причала лодкам, качка была серьезной. Если так дует в центре города, каково сейчас во внешних шхерах? Есть ли основания для беспокойства? Конечно, нет. Ханна и Рейчел давно уже греются у камина, с чашками горячего чая и пледами на коленях. А может, открыли бутылку вина… Интересно, о чем они говорят? Наверняка и о нем тоже. Может ли Рейчел рассказать нечто такое, что вызовет у Ханны ревность? Эрик в очередной раз прокрутил в памяти все их встречи. Ресторан на Пронто, бар в Монтефиоре, потом отель, где он оказался в ее номере ранним утром, и, наконец, тюремная камера в корпусе «Моссада». Самым волнительным, конечно, было расставание в тель-авивском аэропорту, после которого он отправился домой. Станет ли Рейчел рассказывать обо всем этом Ханне и насколько подробно?
Сёдерквист замигал фарой и повернул на Сольну. Наверное, ему следовало позвонить на остров самому и удостовериться, что всё в порядке. Он потянулся за мобильником, который лежал на пассажирском сиденье, но в этот момент раздался сигнал. На дисплее высветилось: «Афтонбладет». Эрик нажал на тормоз и испуганно спросил в трубку:
ebooksa