Сара
Я сижу за столом с бокалом вина и смотрю на улицу. Над водой сгущаются сумерки, береговые ласточки в поиске насекомых то взмывают ввысь, то парят ниже. Мне всегда нравились сумеречные часы на отмели: туристы разъезжаются, и пляж снова в нашем распоряжении, но теперь эта полутьма, соединяющая день с ночью, пугает – в голове сплошной туман, в любой тени мерещится пропавший мальчик, а крик чайки напоминает встревоженный голос. Небо обесцвечивается, скоро наступит еще один день без Джейкоба.
Ник встает, чтобы убрать со стола. Стучит вилкой по тарелке, выбрасывая в мусорную корзину почти нетронутую пасту. Столько усилий – приготовили, накрыли на стол, разложили по порциям горячие спагетти с пармезаном, – а аппетит так и не пришел. Блюдо остыло, сыр превратился в желтоватые комки.
Я не спешу помогать. От напряжения на глаза головная боль давит. Я допиваю вино, не чувствуя вкуса, и отставляю в сторону пустой бокал.
Убрать со стола в понимании Ника – это сложить грязную посуду в раковину, чтобы потом я ее помыла. Сделав это, он садится на пол у дивана и достает вещи Джейкоба: одежду, туалетные принадлежности, журналы.
– Что ты делаешь? – раздраженно спрашиваю я.
– Мы что-то упускаем. Должна быть какая-то подсказка.
Я и так уже перерыла весь дом, но решаю промолчать. Пусть чем-то займется. Ник привык рассчитывать только на себя. Ни разу в жизни он не сказал: «Посмотрим, что будет дальше». Не принимать участия в поисках Джейкоба для него все равно, что оставаться в стороне, а этого он не потерпит.
Спустя некоторое время я слышу, как кто-то осторожно ступает по террасе. Плечи напрягаются: я не хочу никого видеть. Раздается неуверенный стук в дверь.
Я открываю. На пороге стоит Каз, измученная и жутко бледная на фоне темнеющего неба. Я удивлена, что она вообще на отмели – Роберт ведь сказал, что дочь осталась у тети.
– Привет, Каз. Давай, заходи.
Порыв ветра приносит запах дыма от костра: кто-то жарит свежую скумбрию.
Сесть негде – в поисках подсказок Ник разложил вещи по всему дому: огромный контейнер с противомоскитными спиралями и репеллентами, настольные игры, в которые мы, к сожалению, нечасто играем, аптечка – кстати, ее надо бы обновить, упаковка ароматизированных свечей. Я убираю с дивана стопку одеял, и Каз присаживается на самый краешек. Ник машет ей из дальнего угла, продолжая копаться в ящиках.
Зачем же она пришла? Может, Роберт сказал ей о нашем с ним разговоре?
– Как ты себя чувствуешь? После вчерашнего?
Каз пожимает плечами.
– Я поступила правильно, – коротко отвечает она, давая понять, что не намерена обсуждать аборт. – Есть новости? Папа говорит, вы нашли его кеды.
– Да, прямо у камней, где вы с ним сидели. Когда вы… болтали, он был в кедах? – Каз кивает. – Мы подумали, может, Джейкоб разулся перед тем, как пойти поплавать, но тогда мы наверняка нашли бы его футболку и телефон. Так что теперь мы предполагаем, что он сел в лодку.
Я вглядываюсь в лицо Каз – вдруг у нее есть мысли на этот счет, но вижу лишь, что глаза у нее опухли. Она явно плакала. Я вдруг понимаю, что девочка хочет что-то сказать, однако никак не соберется с мыслями.