Прости, но я не могла ни звонить, ни писать. Некоторое время была не в состоянии это делать. Сейчас мне лучше. Я дома.
Теперь ты уже в Нью-Йорке. Надеюсь, у тебя там все великолепно.
PS: Конечно, я помню красный флаг. Я до сих пор иногда ищу его глазами.
После
2 сентября
Дорогая Дара!
Вот я и дома. Меня наконец выпустили из дурдома. Кстати, там было не так уж и плохо, если не считать визитов мамы и папы, которые смотрели на меня так, словно, если они попытаются ко мне прикоснуться, я рассыплюсь в пыль. Нам пришлось пройти групповую терапию, на которой нужно произносить фразы типа «я слышу тебя и уважаю то, что ты говоришь» или «я понимаю, что ты злишься, когда я…» и т. д. Тете Джекки это бы точно понравилось.
Доктора были очень милые, и можно было много спать, а еще мы делали поделки и творческие проекты, словно мне снова было пять лет. Я и не знала, сколько всего можно сделать из палочек от эскимо.
Ну что ж. Доктор Личми сказал, что каждый раз, когда я захочу с тобой поговорить, нужно писать тебе письмо. Этим я сейчас и занимаюсь. Вот только каждый раз, когда я беру в руку ручку, не знаю, с чего начать. Я столько всего хочу тебе сказать. И столько всего спросить, хоть и знаю, что ты мне не ответишь.
Итак, скажу самое важное.
Мне так жаль, Дара. Мне очень, очень жаль.
Я скучаю по тебе. Пожалуйста, вернись.
С любовью,
Ник
26 сентября
– Готово. – Тетя Джекки кладет руку поверх последней картонной коробки, набитой под завязку, так что скотч едва не лопается, словно ремень поверх жира. На боку большими черными буквами написано «благотворительность». Она выпрямляется, отбрасывая внутренней стороной запястья волосы с лица. – Так намного лучше, правда?
Комната Дары (бывшая комната Дары) стала неузнаваемой. Я несколько лет не видела пол таким чистым. Раньше он всегда был засыпан толстым слоем мусора и одежды, а сейчас он тщательно вымыт и пахнет хвоей. Старый коврик свернут и убран в мешок вместе с грязными джинсовыми рубашками, рваными сандалиями и старым бельем. Леопардовый плед, который Дара купила на собственные деньги, после того как мама отказалась его купить, мы заменили на симпатичное покрывало в цветочек, которое тетя Джекки нашла в бельевом шкафу. Мы упаковали всю одежду Дары, чтобы передать ее на благотворительность. Множество пустых вешалок поскрипывают в ее шкафу, словно по ним пробегает невидимая рука.
Тетя Джекки стискивает меня в объятиях:
– Ты в порядке?
Я киваю, не в состоянии говорить. Я толком не понимаю, кто я теперь. Тетя Джекки предложила все упаковать сама, но доктор Личми посчитал, что мне будет полезно принять в этом участие. Кроме того, я хотела посмотреть, что могу сохранить для себя. Доктор Личми дал мне обувную коробку и велел ее наполнить. Три дня ушло на разбор вещей Дары. Сначала мне хотелось оставить все: пожеванные ручки, контактные линзы, сломанные солнечные очки. Все, к чему она прикасалась, что она любила, что ей принадлежало. Я наполнила коробку за десять минут, а потом все выбросила и начала заново.
В конце концов я взяла только две вещи: ее дневник и маленькую золотую подвеску в виде подковы, которую она любила надевать по особым случаям. Как она говорила, «на удачу».
ebooksa