Пропавшие девочки

– Будет, как в старые времена, – говорит Паркер, и я чувствую сильную боль в груди, отчаянное желание вернуть нечто, давно утраченное.

– Да. Может быть. Я дам тебе знать, – лгу я.

Я смотрю, как он садится в машину, машет на прощанье рукой и уезжает, широко улыбаясь. Делаю вид, что ищу ключи от машины в сумке, а затем иду через парковку ждать свой автобус.

До

Ник, 9 февраля

– Оу.

Я открываю глаза и изо всех сил моргаю. Лицо Дары с этого ракурса кажется большим, словно луна, если бы луна была изображена в сумасшедших красках: угольно-черные тени для век, серебристая подводка, большой красный рот, словно горячая лава.

– Ты меня толкаешь.

– А ты ерзаешь. Закрой глаза. – Она держит меня за подбородок и легко дует на веки. От нее пахнет ванильным «Столи».

– Ну вот. Готово. Смотри.

Я поднимаюсь с унитаза, на который она меня усадила, и встаю перед зеркалом рядом с ней.

– Теперь мы как близнецы, – радостно говорит Дара и кладет голову на мое плечо.

– Едва ли, – отвечаю я. – Я выгляжу как трансвестит.

Я уже жалею, что разрешила Даре сделать мне макияж. Обычно я пользуюсь «Чепстиком» и тушью, и то только для особых случаев. Теперь я чувствую себя ребенком в безумном карнавальном гриме.

Но самое забавное то, что в целом мы с Дарой действительно похожи. И все же, если она выглядит утонченной, стройной и симпатичной, я смотрюсь тяжеловато и плоско. Наши волосы имеют одинаковый неопределенный коричневатый цвет, но ее сейчас выкрашены в угольно-черный (как у Клеопатры, так она считает), а до этого были уже платиновыми, рыжими и даже – совсем недолго – фиолетовыми. У нас одинаковые ореховые глаза, широко расставленные. Одинаковые носы, хотя мой немного искривлен в том месте, куда Паркер зарядил мне мячом в третьем классе. На самом деле я немного выше, чем Дара, но догадаться об этом невозможно. Сейчас она в сапогах на умопомрачительной платформе и в просвечивающем платье, демонстрирующем контуры ее нижнего белья. Плюс колготки в черно-белую полоску, которые на ком-то другом смотрелись бы по-идиотски. А на мне то же, что я всегда надеваю на танцы в День Отцов-основателей: топ, узкие джинсы и удобные ботинки.

Вот главное, что можно сказать о нас с Дарой: мы одинаковые и в то же время – совершенно непохожие. Как солнце и луна, настоящая звезда и звезда морская: имеющие общие черты, конечно, но одновременно целиком и полностью разные. И светит всегда именно Дара.

– Ты такая красивая, – говорит Дара, потягиваясь. На краю раковины начинает вибрировать ее телефон и прежде, чем умолкнуть, делает пол-оборота по направлению к стакану с зубными щетками. – Ари, скажи?

– Красивая, – подтверждает Ариана, не поднимая глаз.

У нее длинные и волнистые светлые волосы и телосложение, как из рекламы средства для умывания «Швейцарские Альпы», из-за чего ее колечки в носу и в языке и небольшая сережка под левой бровью кажутся неуместными. Она примостилась на краю ванны и потягивает теплую водку с апельсиновым соком. Делает глоток и выразительно крякает.

– Слишком крепкая? – спрашивает Дара, изображая невинность. Телефон снова начинает звонить, и она быстро дает отбой.

– Нет, в самый раз, – саркастически отвечает Ариана и делает еще один глоток, – мне как раз пришла идея сжечь, на хрен, свои гланды. Кому они нужны?