Слишком близко

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я хочу свой телефон! – Я откидываюсь на подушки. – Почему ты его спрятал?

Роб вздыхает и выходит из спальни. Вскоре снизу доносится мелодия включаемого ноутбука, затем тихое бульканье загружаемых писем и стук пальцев по клавишам. Знакомые звуки действуют умиротворяюще, как будто жизнь течет своим чередом: Роб работает за кухонным островком, я хлопочу по дому, Фин сидит за компьютером или играет на гитаре. Вот уже год, как он уехал учиться в университете и наверняка адаптировался к новой жизни. Но сейчас меня волнует не отсутствие Фина. Я не мыслю себя без телефона. Он всегда был при мне, служил пуповиной, связывающей меня с детьми, окном во внешний мир, в жизнь за пределами каменных стен бывшего амбара, открытого всем стихиям на вершине холма, где до ближайших соседей несколько миль.

Я успокаиваю себя мыслью, что скоро сяду за ноутбук и проверю почту. Может, тогда удастся что-нибудь вспомнить. Усталость берет верх; я закрываю глаза и проваливаюсь в сон, приносящий новые образы из прошлого, обрывочные и бесформенные. Картины мелькают, сменяя друг друга – то четкие, то не очень. Я нервно ворочаюсь, сбрасываю одеяло; меня бросает то в жар, то в холодный пот.

Его лицо скрыто в темноте. Я пытаюсь его коснуться, но он кажется таким далеким и недоступным. Меня тянет к нему, как магнитом, однако перед глазами встает лицо Роба и я отчаянно кричу: «Отпусти!»

Когда я просыпаюсь, солнце уже зашло. Одеяло аккуратно подоткнуто – наверняка Роб позаботился. За окном непроглядная тьма. Мне вспоминается наш первый вечер в этом доме. Фин потребовал ночник, а Саша сделала вид, что задремала за книгой, чтобы не выключать лампу на тумбочке. Когда дети наконец уснули, мы с Робом взяли по бокалу вина и вышли во двор. Перед нами немой громадиной возвышался дом; на чернильно-черном небе сверкали звезды. «Фантастическая картина, – сказал Роб. – Первозданная чистота. И только мы с ней наедине!» Я не сразу согласилась с его идеей поселиться на отшибе, да и дети тоже. Фина в конце концов удалось подкупить обещанием телескопа, а Саша так толком и не освоилась в бывшем амбаре.

Я подхожу к окну и смотрю на темные холмы в отдалении, затем на посыпанную гравием подъездную аллею и уходящую дальше дорогу. На изгороди виднеется отблеск фар. Вскоре появляется и сама машина – я сразу узнаю ее по округлому силуэту. Резко повернув направо, она подъезжает к дому и останавливается рядом с моей «Мини». Дверь с пассажирской стороны распахивается, и окрестности оглашает громкая музыка. Выходит Фин, с другой стороны выскакивает Саша, хлопнув водительской дверью. Дети смотрят в мою сторону. Я машу рукой, но они не видят меня в темном окне спальни и идут к дому.

Я набрасываю поверх халата кардиган – в тонком шелке без одеяла довольно зябко, и начинаю осторожно спускаться по ступенькам, держась за перила левой рукой. Из кухни доносятся голоса: сначала Фина, потом Роба и Саши. Как только я появляюсь на пороге, Роб шикает на детей, и все немедленно умолкают.

– Обо мне говорите? – спрашиваю я.

– Само собой, – отвечает Роб. – Как ты себя чувствуешь?

– Голова болит, но в целом чуть лучше.

– Ну, ты нас и напугала! – Саша бросается ко мне с объятиями. Я потрясенно застываю, не в состоянии узнать собственную дочь. Ультракороткая стрижка вместо роскошной гривы, яркий макияж, бесформенная неженственная одежда. Все ли со мной в порядке, интересуется она. Не говоря ни слова, я обнимаю ее как можно ласковее. – Я чуть с ума не сошла, когда папа позвонил и сказал, что ты упала. – Отойдя назад, она окидывает меня внимательным взглядом. – Ну и вид! Прямо жертва домашнего насилия!

– А ты очень изменилась, – отвечаю я. – Мне придется привыкать к твоему новому образу.

– Тебе много к чему придется привыкать. – Саша косится на отца.

– Ты рассказал им о потере памяти? – спрашиваю я Роба.

Тот кивает.

Я до последнего пыталась держать себя в руках ради детей, но слезы предательски прорываются наружу. Саша бросается искать платок, Фин жмется к кухонной двери, как будто стыдится своего присутствия. Роб заботливо приобнимает меня. Я подавляю порыв сбросить его руку – не хочется сцен при детях – и уговариваю себя, что это просто защитная реакция тела – отгородиться от всех, чтобы избежать новой боли. Правда, мне самой трудно поверить в эту версию. Скорее…

– Джо! – Я вздрагиваю от резкого окрика Роба. – Я говорю, давай перейдем в гостиную!

Он ведет меня по коридору и усаживает на диван. Саша садится рядом и гладит меня по руке. Ее пальцы увешаны массивными кольцами с черепами и змеями. Толстые ободки врезаются в нежную кожу, и мне страшно стискивать ее кисть. Я смотрю ей в лицо, пытаясь разглядеть знакомое выражение глаз под толстым слоем теней.

– Хорошо выглядишь, – говорю я. – Давно постриглась?

– Несколько месяцев назад. – Она проводит рукой по обнаженной шее и, наклонив голову, теребит толстую прядь. – По-моему, тебе и тогда не понравилось. Так странно, что у тебя эта амнезия… Ты в самом деле ничего не вспомнила с тех пор, как Фин уехал учиться? – Она косится на Роба и Фина. – Мой день рождения или ваш отпуск? Рождество?