Девочки-мотыльки

22
18
20
22
24
26
28
30

– Но если бы я все сразу рассказала полиции…

– То ничего бы не изменилось. Тина вышла из дома, и я тоже. С ней произошло что-то снаружи, на улице, по пути домой или к тебе. На самом деле, именно там полиция и начала поиски – на улицах. Тебе не в чем себя винить.

Мэнди заерзала. Это никогда не приходило ей в голову. Что бы она ни сделала тем вечером, ничего бы не изменилось.

– Ты же никогда не видела моего папу? – вдруг спросила Петра.

– Видела пару раз.

– У него были проблемы с управлением гневом. Когда он раздражался или расстраивался, то кого-нибудь бил. Мою бабушку, своих подружек и меня. Может, даже маму, когда она была жива. Социальные службы об этом знали. Они тщательно следили за тем, чтобы он не пил. Мне с ним было нетрудно. Я хотела жить с ним. Он проявлял агрессию, только когда напивался. Но после всегда извинялся. Социальные службы заключили с ним своего рода договоренность. Он ходил к психотерапевту, не пил и обещал меня не трогать. Как правило, ему это удавалось. А если он причинял мне боль, я прикрывала его и никому не говорила. Как я могла сказать? Иначе меня бы отдали на попечение государству, а я этого не хотела. Я справилась. Я была достаточно счастлива. После смерти бабушки мало что имело для меня значение. Ну, кроме Тины. Тина была мне как сестра. В тот день, в тот четверг, папа был в запое. Он очень рассердился на меня тем утром и ударил. У меня остались синяки по всей руке и на ребрах. Ты не видела, потому что я их скрывала.

Мэнди молчала. Петра всегда что-то скрывала.

– Тина тоже их не видела, но знала, что у меня тяжелые времена. Тем вечером, выйдя из дома мистера Мерчанта, я пошла домой. Папа спал на диване, на полу перед ним в ряд стояли пивные банки, а на кухне – полупустая бутылка водки. Я чувствовала себя ужасно и не могла ждать всю ночь, когда он проснется и снова начнет строить из себя святошу. Поэтому ушла и осталась у его бывшей девушки. Сказала ей, что он не против. Мы посмотрели телевизор, легли спать и проснулись поздно. А затем увидели новости и поняли, что произошло.

– Почему ты не вышла на связь?

– Потому что знала: это конец. Я вся была в синяках и отсутствовала целую ночь. Меня бы отправили в приют.

– Ты пять лет скрывалась, чтобы избежать этого?

– Я не собиралась скрываться вечность. Я… мы жили с этим изо дня в день. Я думала, синяки сойдут. У меня даже возникла безумная мысль, что можно через пару дней пойти в полицию и сказать, что потеряла память.

– А как же его девушка? Она бы точно заставила тебя пойти в полицию.

– Она знала, каким мог быть папа. Она заботилась обо мне и так или иначе планировала вернуться в Польшу, чтобы не быть частью этого. А еще я беспокоилась за Тину. Думала, если пойду в полицию, тогда история станет еще запутанней. Будут думать обо мне, когда надо о ней. Я понятия не имела, что с ней случилось, а в голову лезли страшные мысли. Эти несколько дней были ужасными.

– Но ты не вернулась…

Петра покачала головой.

– Ты поехала с папиной бывшей девушкой в Польшу?

Петра сжала губы.

– Больше я ничего не могу сказать. Не хочу, чтобы у кого-то еще возникли неприятности. Она заботилась обо мне. Я приняла решение, что хочу жить с ней, а не с папой. Шли дни, объяснения того, что произошло с Тиной, так и не нашли, и я поняла: если вернусь, мне придется жить либо с отцом, либо в приюте, и в обоих случаях я буду без Тины. Мне показалось, что моя старая жизнь закончилась. Петра Армстронг пропала, и я начала все с чистого листа.

Мэнди не знала, что сказать. Нельзя просто так принять решение оставить прошлое. Просто нельзя.