Подёнка

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да, всё.

Рак оттолкнул Шнайдера – на сей раз тот все же вскрикнул от боли – и вышел из камеры.

– Что нам с ним делать, полковник? – крикнул вслед Пэрис.

Рак, не останавливаясь, повернул голову и приказал:

– Когда умрет, закопайте рядом с Фицджеральдом.

Полковник промчался по двору, взбежал по лестнице в свою спальню и обыскал карманы пиджака, который надевал вчера. Ничего. Он швырнул пиджак на пол и принялся обыскивать карманы остальной одежды, хотя и знал, что листка с формулой там нет. Шнайдер утверждал, что, причиняя страдания другим людям, он мог видеть Бога. Рак помнил, с каким наслаждением об этом говорила Ева. А теперь ее наверняка уже не найти.

Ева. Его любовница-убийца.

Рак посмотрел в окно. Солнце уже поднялось над деревьями, которые окружали ферму, и бросало длинные тени на траву. Ничто вокруг не двигалось, и все казалось не просто неподвижным, а бесплотным. За деревьями местность изобиловала пологими серыми холмами, среди которых кое-где стояли фермы.

Она сейчас где-то там, фурия, выпущенная в мир. Темноволосая и красивая, вооруженная секретами доктора-нациста.

Вестница смерти.

Рак знал одно: в чем бы ни заключался его долг перед страной и перед операцией «Поденка», он должен остановить эту женщину.

Глава 35

Семейное гнездо Пристов целиком принадлежало Чарли, среднему из детей Феликса и Эстер. Оно стояло на двух акрах заросшей земли посреди леса и представляло собой скорее не дом, а беспорядочное скопление построек, кое-как соединенных друг с другом.

Здесь все отличалось неудобством. За годы совместной жизни Феликс и Эстер неоднократно перестраивали первоначальное бунгало и добавляли к нему пристройки, чтобы было где воспитывать троих детей. Конечно, они могли бы и переехать, ведь у них водилось достаточно денег. Но для обоих, и особенно для Эстер, с «Вайром» были связаны такие драгоценные воспоминания, что супруги и не помышляли продать имение. После того как Феликс и Эстер погибли, Чарли выкупил доли своих брата и сестры, чтобы «Вайр» гарантированно остался в семье.

Но в такие дни, как нынешний, он жалел, что не снес его.

С тех пор как он сидел за столом в кухне Эллиндеров, прошло чуть более двух часов. Чарли доехал на такси до своего «вольво», который сейчас был припаркован на краю ведущей к дому подъездной дороги. На холмах лежал туман, так что видимость не превышала пятидесяти футов, впрочем, смотреть все равно не на что. Прист подошел к парадной двери дома под взглядами сидящей на телеграфном проводе стаи скворцов.

Садовник «Вайра», грубоватый старик по прозвищу Фейгин [15], скосил сорняки, но сам дом был так густо увит плющом, что в некоторых местах его заросли полностью скрывали стены. Прист достал из кармана ключ; замок открылся на удивление легко.

Дом почти пустовал, только к стенам кое-где было кое-как придвинуто несколько столов, там и сям виднелись разрозненные стулья, и в коридоре остался сиротливо стоять кухонный буфет. Прист так и не собрался продать эту мебель на интернет-площадке e-Bay. Спертый воздух отдавал затхлостью. В прихожей Прист остановился, чтобы посмотреть на репродукцию картины Георга Гросса [16] «Похороны», висевшую здесь столько, сколько он себя помнил. Чарли улыбнулся, глядя на выцветшие краски, в основном красных и черных тонов. Картина была вызовом человечеству, которое художник считал мерзким, аморальным и трусливым скотом. На ней Гросс изобразил процессию из странных гротескных персонажей, обезумевших и пьяных, толпящихся на темной улице современного города вокруг Смерти, пьющей из бутылки и равнодушно взирающей на страдания и безумства людей.

Эту картину очень любил Уильям.

Из кухни послышался шум.