Во время полета Зола прочла дюжину статей о перенаселенности дакарских тюрем и опасных условиях, в которых содержатся заключенные. Город раскинулся по всему полуострову Зеленый мыс и представлял собой беспорядочное скопление деревень и бывших французских колониальных городков. Улицы были душными, пыльными, неухоженными, однако каждое утро оживлялись бойким автомобильным движением и толпами людей. Многие женщины носили длинные, метущие тротуар платья, сшитые из ярких тканей. А многие мужчины были в прекрасных костюмах и – с мобильниками, прижатыми к уху, и портфелями в руках – выглядели такими же деловыми, как мужчины в округе Колумбия. На забитых перекрестках лошади, тащившие тележки с фруктами и другой провизией, соперничали с блестящими внедорожниками. Но каким бы хаотичным ни выглядел город на первый взгляд, он вызывал ощущение неторопливо текущей жизни. Все, казалось, здесь знали друг друга, и мало кто куда-либо спешил. Переговаривающиеся голоса и смех наполняли его атмосферу. Отовсюду слышалась музыка, гремевшая из автомобильных стереоколонок и открытых дверей магазинов, уличные оркестры на каждом углу давали свои импровизированные концерты. На третий день пребывания в городе Зола отыскала посольство США и отметилась там в качестве туристки. Часом позже, когда она подходила к гостинице, двое полицейских остановили ее и попросили предъявить документы. Она знала, что здешняя полиция обладает широкими полномочиями проверять документы и даже задерживать людей. Под надуманным предлогом любого могли на сорок восемь часов отправить в тюрьму.
Один из полицейских немного говорил по-английски. Зола сказала, что она американка и французского не знает. Они удивились, увидев ее американский паспорт и ее (настоящие) нью-джерсийские водительские права. Поддельные она благоразумно оставила в гостинице.
После долго тянувшихся пятнадцати минут ее отпустили, вернув документы. Однако инцидент ее прилично напугал, и она решила отложить туристский осмотр города на другой день.
Ее партнеры устроились в маленьком номере дешевой гостиницы на Шермерхорн-стрит в центре Бруклина – одна спальня с раскладным диваном и маленький кухонный уголок, триста долларов в день. В магазине офисного оборудования взяли напрокат на месяц за девяносто долларов устройство, объединявшее принтер, копировальный аппарат, сканер и факс.
Надев пиджаки и галстуки, они зашли в отделение Сити-банка на Фултон-стрит и попросили вызвать менеджера по работе с клиентами. Воспользовавшись настоящими именами, водительскими правами и номерами социального обеспечения, они открыли текущий счет на юридическую консультацию «Лусеро и Фрейзер», поведав старую историю о двух однокашниках по юридической школе, которые устали от изнурительной работы в больших манхэттенских фирмах. А их маленькая консультация будет, мол, помогать реальным людям с их реальными проблемами. Адрес они позаимствовали у офисного здания в шести кварталах от банка, хотя адрес требовался только для того, чтобы напечатать его на чеках. Марк выписал чек на тысячу долларов, чтобы открыть счет, а по возвращении в гостиницу они отправили факсом в свой банк в Вашингтоне распоряжение о закрытии счета, на котором находилось почти тридцать девять тысяч, и переводе денег на их новый счет. Миз Дженни Валдес они отправили по электронной почте сообщение о том, что фирма «Апшо, Паркер и Лейн» объединилась с бруклинской фирмой «Лусеро и Фрейзер». Та прислала кучу форм, которые следовало заполнить для внесения изменений в документы, и они потратили час на эту канцелярскую работу. Миз Валдес снова попросила их прислать номера социального страхования и банковских счетов одиннадцати сотен их клиентов, присоединившихся к коллективному иску «Коэн-Катлера», и они снова отговорились тем, что якобы продолжают собирать эту информацию.
Связаться с Хиндсом Рэкли по телефону было нереально, поэтому они решили начать с одной из его юридических фирм. Информация о фирме «Рэтлиф и Косгроув» была весьма полезна: без малого четыреста сотрудников, занимающихся продажами заложенной недвижимости, восстановлением в правах собственности, просроченными задолженностями, банкротствами, сбором долгов и непогашенными студенческими ссудами. Горди называл это «сточной канавой» финансовых услуг. В их головном офисе в Бруклине трудилось сто юристов, а управляющим был Марвин Джокетти – мужчина лет шестидесяти с мясистым лицом и небезупречным резюме.
Марк отправил ему электронное письмо:
Это было в понедельник, двенадцатого мая, в половине второго дня. Они засекли время, чтобы посмотреть, как скоро ответит мистер Джокетти. Сидя в своем номере в ожидании, они продолжили атаку на ничего не подозревающих жителей пригородов Вилмингтона, штат Делавэр. Используя онлайновые справочники, они принялись добавлять новые имена к своему коллективному иску. Если совершил тысячу сто преступлений, что могут значить еще двести?
В три часа Марк продублировал письмо к Джокетти, потом послал его еще раз, в четыре. В шесть они отправились на метро на стадион «Янки», где «Метс» в рамках городского дерби играли не очень важный матч, не пользовавшийся чрезмерным вниманием публики. Они купили два билета на дешевые места центральной арены, заплатили десять долларов за двенадцать унций легкого пива и поднялись на самый верхний ряд, подальше от других болельщиков, разбросанных по полупустой открытой трибуне.
Им было предписано явиться в суд в пятницу, и они решили, что разумнее не пропускать явку. Обладая большим опытом, они знали, что в этом случае будут выписаны ордера на их арест. Тодд позвонил Хэдли Кавинесс, та сняла трубку после второго гудка.
– Так-так, – сказала она. – Похоже, вы, ребята, в конце концов нарвались-таки на неприятности.
– Да, дорогая, у нас неприятности. Ты одна? Уместный вопрос, согласись.
– Да, я ухожу позже.
– Удачной охоты. Послушай, не сделаешь ли ты нам одолжение? Нам в пятницу должны предъявить обвинение, но мы слиняли из города и скоро возвращаться не собираемся.
– Могу вас понять. Вы тут в суде наделали много шума. Все о вас только и говорят.
– Пусть себе говорят. Так вот, насчет одолжения.