Харизма

– Бежим!

Мы продираемся через кустарник, но у нас нет шансов. Двое громил выскакивают из-за деревьев и преграждают нам путь. Прежде чем я успеваю закричать, нас связывают, затыкают нам рты и завязывают глаза. Кто-то грубо заламывает мне руки и толкает меня вперед. Я пытаюсь сопротивляться, и тогда двое хватают меня за ноги и под мышки. Меня несут через колючий кустарник, а потом бросают на покрытый ковром пол, который дрожит, потому что где-то рядом работает двигатель. Рядом лежит еще кто-то – от него исходит такой сильный жар, что это определенно Шейн.

Дверь фургона захлопывается, и мы пускаемся в путь по ухабистой дороге. Нас с Шейном то и дело бросает друг на друга. Я извиваюсь, безуспешно пытаясь ослабить веревки на запястьях. Когда я пинаю дверь, кто-то хватает меня за ноги и связывает лодыжки колючей веревкой, которая впивается в кожу. Господи, может, это те протестующие, которые выжидали, пока им не предоставится возможность уничтожить «выродков»? Я мечусь, как связанный бык, но никак не могу ослабить свои путы.

Кажется, будто мы едем не один час, неизвестно куда. Связанная и лишенная возможности видеть, я проваливаюсь во всепожирающий ужас, и он намного хуже любой панической атаки.

Я пытаюсь закричать сквозь кляп, но начинаю задыхаться. Может, если я успокоюсь, те, кто похитил нас, кто бы они ни были, что-то расскажут. Фургон едет и едет по тряской дороге, и нет никакой возможности понять, где мы. Или чего хотят эти люди. Меня охватывает еще одна вспышка ужаса, когда я вспоминаю сообщения, которые я получала – о том, что мне следует «поделиться тем, что имею» или о том, что со мной нужно обращаться «как с паразитами». О боже, боже, боже.

Меня бросает то в жар, то в холод. Все силы уходят на то, чтобы контролировать каждый вдох, пытаясь не задохнуться из-за кляпа.

Наконец машина замедляется, еле-еле ползет и останавливается. Пронзительный крик, поглотивший мое сознание, превращается в глубокое, как темная пропасть, ощущение безнадежности. Вот так вот для нас все и кончится? Где-то в глуши, в безвестной канаве?

Каждая мышца моего тела до боли напрягается, когда меня хватают за руки и разрезают веревки. Я пытаюсь вырваться, но две мощных волосатых руки сжимают меня со спины, как клещи. От пропахшего пивом дыхания меня передергивает. Его обладатель говорит:

– Чем больше ты дергаешься, тем мне приятнее.

Я замираю, выжидая, мое сердце стучит как молот.

Неподалеку раздаются кряхтенье и звуки пинков, и наконец после нескольких трескучих ударов на другой стороне фургона воцаряется тишина. Я всем сердцем стремлюсь узнать, что они сделали с Шейном.

Пол вздрагивает, будто в фургон забирается кто-то еще. Высокий худой парень, которого мы видели в лесу, говорит вкрадчивым голосом:

– Надеюсь, наша встреча будет короткой. Но это, конечно, зависит от вас.

Короткой, то есть они нас скоро убьют? Я цепенею, словно мои кости превратились в студень.

Теперь он обращается ко мне, словно говоря с маленьким ребенком:

– Итак, Эйслин, как бы ты хотела поделиться с нами тем, что имеешь – скучным способом или веселым?

Яростно мотая головой, я пытаюсь высвободиться из хватки силача, который меня держит.

Голос говорит:

– Ах, я надеялся, что вы будете посговорчивее. Ну ладно.

Раздается резкий звук, будто лопается воздушный шарик. Потом руки в резиновых перчатках хватают меня за левую руку, заставляют разогнуть ее и разглаживают кожу. Я пытаюсь сопротивляться, и мне достается неслабая пощечина, от которой искры сыпятся из глаз. Я жалобно хнычу сквозь кляп.