Последние Девушки

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я уже в курсе. И если бы это действительно было важно, я бы обязательно ее забрала.

Мы разговариваем у нее в комнате – она курит у окна, я нервно скрючилась на самом краешке кровати.

– Ты уверена, что в ней нет ничего, что могло бы вывести на наш след? – спрашиваю я.

– Уверена, – отвечает Сэм, – а теперь тебе надо поспать.

В голове роится целый хоровод вопросов. Что она сделала с моей окровавленной одеждой? Почему не остановила меня, когда я так сорвалась в парке? И не вызвали ли именно ярость и неистовство эту мимолетную вспышку воспоминаний? Все вопросы остаются внутри. Даже если бы я спросила, Сэм все равно мне ничего бы не ответила.

Поэтому я иду на кухню за «Ксанаксом» и виноградной газировкой, потом ложусь на диван и готовлюсь провести без сна еще одну ночь. Но, к моему удивлению, мне все же удается отключиться. Я слишком устала, чтобы бороться.

Но забытье длится недолго, и вскоре я просыпаюсь от кошмара, в котором вижу Лайзу – только этого мне сейчас не хватало. Она стоит посреди «Соснового коттеджа», из ее взрезанных запястий хлещет кровь. В руках у нее сумочка Сэм, она быстро покрывается багровой коркой. Лайза протягивает мне сумку, улыбается и говорит: «Ты забыла вот это, Куинси».

Я в то же мгновение просыпаюсь и резко сажусь на диване, размахивая руками и ногами. Хотя в квартире тихо, в комнате слышится дрожащее эхо. Отголосок крика, видимо, сорвавшегося с моих губ.

Несколько минут я жду, что он наверняка кого-нибудь разбудит. Джефф и Сэм просто не могли его не слышать. Впрочем, я, может, и не кричала. Может быть, мне это приснилось.

За окном быстро бледнеет ночное небо. Близится рассвет. Надо бы еще немного поспать, иначе я просто не выдержу и вскоре сломаюсь, но нервы сплелись в полыхающий искрами клубок. Единственный способ их утихомирить – это пойти в парк и проверить, на месте ли сумочка.

Так что я на цыпочках иду в спальню и с облегчением обнаруживаю, что Джефф крепко спит, слегка посапывая. Быстро надеваю спортивный костюм. Затем натягиваю на руки перчатки без пальцев, чтобы скрыть ободранные костяшки, которые уже начинают затягиваться.

Выйдя на улицу, я пробегаю несколько кварталов, отделяющих меня от парка, и стрелой пролетаю на красный свет через Сентрал Парк Уэст, принуждая водителя несущегося на меня такси ударить по тормозам. Таксист громко сигналит, но я не обращаю внимания. Я не обращаю внимания ни на что, стремясь как можно быстрее оказаться на том месте, где у меня из рук выпала сумочка. Где я до такой степени избила человека, что его лицо стало похоже на печеное яблоко.

Но теперь его там нет. Как и сумочки. На смену им пришли полицейские – десяток человек кружит вокруг огромного квадрата, очерченного желтой лентой. Похоже на место убийства. Такие показывают в сериалах про полицейских. Они изучают территорию за пределами ленты, что-то друг с другом обсуждают и потягивают кофе из бумажных стаканчиков, над которыми поднимается пар.

Я замедляю темп, перехожу на бег на месте. Несмотря на ранний час, несколько зевак уже тут как тут – стоят в тусклом серо-голубом свете занимающейся зари.

– Что случилось? – спрашиваю я пожилую женщину с такой же старообразной собакой.

– Парня избили. Дело плохо.

– Какой ужас, – говорю я, надеясь, что мой голос звучит искренне, – с ним все будет в порядке?

– Один из копов сказал, что он в коме. – Это слово она произносит шепотом, придавая ему скандальную окраску. – Город наводнили психи.

Внутри ощетинивается шипами комок эмоций, спутанных и зазубренных. Радость, что мужчина остался жив, что я его все-таки не убила. Облегчение от того, что он в коме и пока не может ничего рассказать полиции. Вызванное этим облегчением чувство вины.

И тревога. Она заглушает все остальное. Тревога из-за сумочки, которую могла найти полиция. Или могли украсть. Или затащить в чащу койоты, время от времени самым непостижимым образом проникающие в парк. Неважно, куда она делась. Пока она не у меня, она скрывает угрозу. На ней полно моих отпечатков пальцев.