Он достал из тетради, которую держал в руках, лист бумаги и протянул мне. Это был рисунок, изображающий меня, – тот самый, где я была нарисована в виде графини Дракулы. Я посмотрела на Николае, проигнорировав фырканье Томаса у меня за плечом.
– Мне никто не верил, – прямо сказал он, разведя руками. – Я пытался предупредить свою семью, а потом королевский двор, но меня сочли сумасшедшим. Небун[25]. Потом… когда умер Вильгельм, они все равно не прислушались ко мне. Я решил послать письма с угрозами. Я надеялся, что они примут меры предосторожности. Я предполагал, что если потомков нашего рода преследуют, то король с королевой тоже окажутся в опасности – это лишь вопрос времени. – Он указал на рисунок. – Я думал, что угроза исходит от вас. Я нарисовал это специально, чтобы подбросить крестьянам. Если в академии меня не слышат… ни Данешти, ни Молдовеану… Я подумал, что, быть может, местные жители избавятся от того, кого сочтут стригоем. Я… извините, пожалуйста.
Томас ничего на это не сказал. Я встала и взяла князя за облаченные в перчатки руки.
– Спасибо за откровенность. Я рада, что мы расстаемся в лучших отношениях, чем были вначале.
– Я тоже. – Николае с трудом встал, опираясь на резную трость, и похромал к двери. – Рамаи ку бине[26]. Всего вам наилучшего.
После обеда ко мне в комнату принесли длинную коробку, перевязанную шпагатом, и квитанцию. Это был лучший рождественский подарок изо всех, которые я когда-либо покупала. Не мешкая, я разрезала шпагат и откинула крышку.
Там лежали сложенные вместе черные бриджи и шелковая блузка. Но мое внимание приковала самая драгоценная часть содержимого – кожаный пояс с золотыми пряжками. Когда мы вернемся в Лондон, я как раз достаточно восстановлю силы, чтобы справиться с трудностями. Я надеялась, что отец меня поймет, хотя, возможно, сперва нужно будет вести себя с ним немного помягче. Я немедленно разделась.
Натянув бриджи, я застегнула их и залюбовалась своим силуэтом; казалось, будто меня окунули в лучшие чернила, а потом высушили на солнышке. Ткань мягко облегала мои бедра и сужалась к ногам. Затем я натянула блузу, завязала ленточки и заправила ее в бриджи.
Швея пошила шелковую рубашку, но скроила ее так, чтобы она подчеркивала мои достоинства. Работа была безупречна.
Я провела рукой по рубашке, разглаживая мельчайшие морщинки, и принялась разглядывать себя в зеркале с разных сторон. Этот наряд демонстрировал мою фигуру в таком виде, что меня невозможно будет спутать с кем-либо из мужчин-соучеников, когда мы вернемся на занятия к дяде, хоть я и буду одета точно так же, как все остальные. В глубине души мне хотелось покраснеть от того, как этот наряд выставлял мою фигуру напоказ. Но главным ощущением было, будто я иду, высоко вскинув голову. Я редко ощущала подобную свободу движений со всеми моими многослойными нарядами и завязочками.
Я не без труда оторвалась от собственного отражения и достала из коробки кожаный пояс. Я застегнула его на бедрах, вставила скальпель в ножны и улыбнулась. Если раньше я чувствовала смущение, то теперь я достигла нового уровня неприличия. Придется мне носить фартук, чтобы избавиться от перешептываний и взглядов. Теперь я выглядела, как будто…
– Ты выглядишь потрясающе.
Я развернулась, положив руку на холодный металл скальпеля на бедре. Я позволила себе провести пальцами по отполированному клинку, прежде чем опустить руки.
– Прокрадываться в спальню к молодой женщине дважды за месяц – это грубость даже по нестрогим стандартам, Крессуэлл.
– Даже если на этот раз я прокрадываюсь в собственном доме? И даже если я принес подарок?
Он улыбнулся как-то по-кошачьи, прислонил к двери картину, вошел и стал кружить вокруг меня. Он самым возмутительным образом изучил каждый дюйм моего наряда, а потом подступил так близко, что я ощутила тепло его тела.
Внезапно оробев, я кивнула в сторону картины.
– Можно посмотреть?
– Конечно! – Томас простер руки. – Ни в чем себе не отказывай.
Я подошла к картине и повернула ее. У меня перехватило дыхание. Нарисованная орхидея сверкала, словно была покрыта льдом. Потом я присмотрелась внимательнее и поняла, что ошиблась. Это была не орхидея, а усеянное звездами небо. Томас нарисовал целую вселенную в форме моего любимого цветка. Мне вспомнилось, как он подарил мне орхидею во время расследования дела Потрошителя.
ebooksa