Я прислонила картину обратно к стене и подняла взгляд.
– Откуда ты узнал?
– Я… – Томас с трудом сглотнул, глядя на картину. – Тебе правду?
– Да, пожалуйста.
– У тебя есть платье с вышитыми орхидеями. С темно-фиолетовыми лентами. Тебе нравится этот цвет, а мне, как выяснилось, нравишься ты. – Он набрал побольше воздуха в грудь. – А что касается звезд… Они нравятся мне. Больше, чем занятия медициной и криминалистикой. Вселенная огромна. Это математическое уравнение, которое я даже не надеюсь решить. Для звезд нет никаких пределов. Их число бесконечно. Потому я и измеряю мою любовь к тебе звездами. Она слишком велика, чтобы ее исчислить.
Томас протянул руку – так медленно, что у меня участился пульс – и вынул заколку у меня из волос. Часть иссиня-черных кудрей рассыпались у меня по спине, а золотая заколка с тихим звоном упала на пол.
– Я безнадежно околдован, Уодсворт.
Он вынул следующую заколку, потом еще одну, пока не освободил мои волосы полностью. Было нечто интимное в том, что он видит меня в этих уединенных покоях с распущенными волосами. И в его признании. Это было тайным наречием, известным лишь нам двоим.
– Ты хочешь сказать, что твои чувства – плод некоего заклинания? – поддела его я.
– Я хочу сказать… я не могу делать вид, что я не… Это со мной уже давно. – Томас почесал лоб. – Я надеялся перевести все в более… официальную плоскость. В некотором смысле. Любым способом, каким тебе будет угодно.
– В каком смысле – официальную? – Сердце забилось у меня в груди, выискивая щелочку, чтобы выбраться наружу. Я поверить не могла, что мы ведем подобный разговор, да еще и наедине. Впрочем, точно так же я поверить не могла, что Томас практически сказал «Я тебя люблю». Мне нужно было услышать это еще раз. И без понуканий.
– Ты знаешь, в каком смысле, Уодсворт. Я отказываюсь верить, что ты неверно истолковала мои чувства. Я по уши влюблен в тебя. И это навсегда.
Вот оно. То признание, которого я жаждала. Томас нервно прикусил губу. Все его дедуктивные способности не могли точно сказать ему, люблю ли я его. Мне хотелось напомнить ему о нашем разговоре – о том, что формулы любви не существует, – но поймала себя на том, что сердце мое лихорадочно бьется совсем по другой причине.
Я готова была принять руку мистера Томаса Крессуэлла. И это одновременно ужасало меня и приводило в восторг. Томас смотрел, как я выпрямилась и вскинула голову. Если я намереваюсь уступить собственным чувствам, мне нужно еще кое-что уточнить.
– Почему ты попросил лишь у моего отца позволения ухаживать за мной? – Мне нужно было знать это. – А как же мои собственные чувства? Я могла увлечься Николае. Ты не спросил меня саму.
Томас бестрепетно встретил мой взгляд.
– Если это так, то скажи мне об этом, и я никогда больше не побеспокою тебя. Я не стану навязывать тебе мое присутствие.
Я невольно подумала о детективе-инспекторе, который вместе с нами работал над делом Потрошителя. О его скрытых мотивах.
– Все это очень мило. Но насколько мне известно, ты уже поговорил с моим отцом, и была назначена дата. Нечто подобное уже происходило.
– Блэкберн – дурак. Я уверен, что у тебя есть право выбора в этом вопросе. Я не мечтаю отнять у тебя твою собственную жизнь.