Анника открыла глаза, зажмурилась от яркого света, не в силах сразу понять, где она находится. Потом она поняла, что всю ночь проспала в одежде, и увидела склонившуюся над ней Эллен — хвостики свисают к лицу матери, ротик вымазан арахисовым маслом.
Лицо Анники расплылось в широкой улыбке.
— Привет, лапочка.
— Я сегодня останусь дома.
Анника погладила дочь по щечке, кашлянула и снова улыбнулась:
— Нет, не получится. Но сегодня я заберу тебя после полдника.
Анника присела на кровати и поцеловала Эллен, слизнув с ее губ арахисовое масло.
— До полдника.
— Сегодня пятница, на полдник будет мороженое.
Девочка задумалась.
— Да, после, — сказала она и выбежала из комнаты.
В приоткрытую дверь заглянул Томас. Вид у него был такой же, как всегда, — усталые глаза, волосы непослушно топорщатся.
— Как ты себя чувствуешь?
Она улыбнулась, по-кошачьи выгнув спину.
— Кажется, хорошо.
— Ну, мы поехали.
Когда Анника открыла глаза, Томаса уже не было.
Сегодня она не стала дожидаться тишины и пошла в душ до того, как хлопнула входная дверь. Анника вымыла голову, подрезала ногти на ногах и смазала пятки лосьоном, накрасила ресницы, подровняла пилкой ногти, надела свежий лифчик. На кухне она сварила кофе и сделала бутерброд, хотя и знала, чем это для нее чревато.
Она уселась за стол и тотчас почувствовала, как в нее вползает липкий страх, он валил из всех углов словно клубы темного ядовитого дыма, и Анника, не выдержав, позорно бежала. Она оставила на столе кофе, нераскрытую пачку йогурта, надкусанный бутерброд и бросилась к двери.
Снегопад к утру прекратился, но небо по-прежнему было затянуто тяжелыми серыми тучами. Ветер нес ледяную изморозь, льдинки впивались в лицо и волосы. Анника перестала различать цвета, мир стал черно-белым, в груди продолжал беспокойно шевелиться острый камень.