Красная Волчица

Одна мысль, последняя, яркая и отчетливая.

Мама.

13 ноября, пятница

Ночной поезд мерно стучал и покачивался на стыках, не прекращая своей монотонной песни. В купе первого класса без сна лежал мужчина и смотрел в окно, изо всех сил стараясь различить контуры древесных крон на фоне черного неба. Боль пробивалась сквозь морфийный дурман, мешала дышать.

Он с трудом приподнялся, сунул руку под подушку, достал из несессера еще одну таблетку и проглотил ее, не запив водой. Лекарство начало действовать еще до того, как таблетка упала в желудок, во всяком случае, мужчина успокоился.

Мысленно он вдруг оказался в детском палаточном лагере близ Пайялы, вновь увидел тысячи людей, сидящих на деревянных скамьях, ощутил запах мокрой шерсти и опилок. Человек с кафедры что-то громко вещал в микрофон по-фински, потом другой переводил речь на шведский, голоса их звучали нескончаемо, интонации то падали в глубину, то взмывали к небесам.

Поезд резко затормозил и остановился на какой-то станции. Мужчина прижался лицом к окну и оглядел платформу. Лонгселе.

Лонгселе?

Его охватила страшная паника, господи, он же едет совсем в другом направлении! Он всплеснул руками, оторвал голову от синтетической подушки и задышал прерывистыми толчками.

На юге, подумал он. Он находится на юге, недалеко от Онге.

Он снова улегся на полку, поморщился от собственного запаха, потрогал стоявшую в ногах матросскую сумку, откашлялся. Поезд дернулся перед тем, как тронуться. Он посмотрел на часы. Пять шестнадцать.

Нет никаких причин для тревоги. Все идет как надо. Он был в пути, невидимый и неуловимый, как тень. Он сам выбирает, куда ему ехать, он может свободно мыслить в этом несвободном мире. Он сам решает — возвратиться или исчезнуть.

Он предпочел вернуться в палаточный лагерь, его манило к образам пыльным, проржавевшим от времени, бледным и поблекшим, но очень отчетливым.

Одна пара проповедников сменялась следующей, каждое выступление начиналось цитатой из Библии — пара страниц по-фински, потом перевод на шведский, толкование, анализ, личные признания и исповеди: «Я переживал трудные времена в юности, мне чего-то не хватало в жизни, и я искал спасения во грехе, я пил алкоголь, путался с порочными женщинами, я украл часы у собственного друга, но в этой подлой жизни я повстречал братьев по вере, и в мою жизнь вошел свет Иисуса Христа, ибо мой брат посеял в моем сердце высокое семя». Он лежал в купе, слушал эти рассказы, испытывая боль и страх, торжество и благодарность.

«Нет, они никогда не возвышали меня», — прервал он поток своих чувств. Никогда не трогали его эти крики, эти надрывные голоса. Никогда не впадал он от них в экстаз.

Теперь он вспоминал свою юность.

Он слышал, как затихают голоса, за пологом палаток их заглушали теснившиеся в голове мысли, надежды и ненасытное стремление. Манили и тянули к себе палаточные городки и раскиданные по полю повозки, океан возможностей скрывался за конными дрожками и автомобилями. Он искоса поглядывал на незнакомых девочек в платках и длинных юбках, сидевших на деревянных скамьях, думая об их теплых телах, о выбивавшихся из-под платков прядях волос.

Осознание мыслей и отвердевший член были грехом.

Он медленно погрузился в сон, ощущая в носу запах конского навоза.

Дыхание вырывалось изо рта клубами пара. Анника шла по скрипевшей под ногами дорожке. Было холодно, давление повысилось, а это означало, что с моря вот-вот подует ледяной ветер. Асфальт был скользкий от изморози, одевшись в шубу из замерзших кристаллов. Ветер застревал где-то в голых древесных кронах, вдоль дороги тянулись шлейфы грязно-лиловых облаков выхлопных газов.