Крушение

Даже когда он оказывался дома к ужину, предстояло еще справляться с временем отхода ко сну, когда над кроватью гасятся бра и Гарри в считаные секунды начинает мирно посапывать. Оставляя Тину лежать на спине в тягостных раздумьях, удастся ли ей в кои веки хоть как-то отдохнуть.

Но дело не только в стонах и скрипах. Тут речь о живности.

Если Тина включала свою машинку белого шума недостаточно громко, то все те вкрадчивые шелесты и мелкие суетливые шорохи в кармашке заднего двора вызывали у нее сухость во рту, мурашки на коже и учащенное сердцебиение.

Если же шум полоскался на излишней громкости, она заплывала в зону мигрени.

Что до Гарри, то он, распластавшись на матрасе их дээспэшного ложа, к стрессам жены оставался совершенно бесчувственен. Пожалуй, мог бы продрыхнуть и Армагеддон.

Расслабон и Взвинтушка.

Так он ее добродушно называл, убеждая, что ночной жар у нее от чрезмерной взвинченности нервной системы. У Тины насчет этого имелись свои соображения, но что толку спорить? Она и так знала, что у нее тонкая конституция, а значит, дело здесь исключительно в силе напряжения.

Прежде уже не раз случалось, что, вскинувшись посреди ночи от того, что в саду теперь-то уж точно шарится дикий зверь или маньяк, она тормошила беднягу-мужа с требованием осуществить проверку. Квелый со сна, но с хохотком, тот неизменно подчинялся, однако ничего не находил. В одну из таких ночей, с особого устатку, он сказал, что ей, возможно, следует попробовать медитацию. Или медикаментацию. Реакция Тины на эту мудрость отучила его давать впредь подобные советы.

А потом была та ночь, когда глаза от тех звуков – не то щебета, не то кудахтанья – распахнулись даже у Гарри. Раздернув шторы спальни, он изумленно взирал, как возле мелкого бассейна резвится семейство енотов. Мамаша, папаша и трое детишек. Бойко плещутся, вылезают наружу, отряхиваются и спешат повторить процедуру.

Пятеро! Заражают воду микробами бешенства и бог знает чем еще…

Зачарованный этой сценой, Гарри стоял и смотрел, склабясь от уха до уха. Возмущенная Тина, напротив, требовала, чтобы он стучал по стеклу, пока нарушители не пустятся наутек. На это ушло довольно продолжительное время: наглецы-еноты не выказывали боязни и с побегом не торопились, выказывая чванливое упрямство.

Наутро Тина позвонила в службу по контролю за животными, от которой выслушала целую лекцию насчет вторжения человека в ареал обитания животных; получалось, что у енотов как бы тоже существуют неотъемлемые права.

А потому спустя четверо суток, когда из сада вновь донеслись ночные звуки, она стиснула зубы и допустила, чтобы Гарри их безмятежно проспал. Но после того как он ушел на работу, вышла с бдительной проверкой и, помимо смятой растительности, обнаружила на дворе кучку похожих на виноградины катышков. Поиск в Интернете выявил, что это олений помет.

Что ж, кормежка олененка Бэмби звучала как нечто вполне себе безобидное… Ну а если сюда вдруг возьмет и пожалует за олениной пума или, скажем, койот? О боже! Кто вообще знал, что Бель-Эйр скрывает в себе Звериное царство?

С этого дня к своей машине белого шума Тина присовокупила еще и беруши. От этого у нее при пробуждении побаливала челюсть, зато ей теперь казалось, что оптимальный выход наконец-то найден.

Как оказалось, снова ошибочно.

* * *

Это был новый уровень шума, на порядок громче и не в пример жутче стрекотни енотов. Какая-то возбужденная тварь? Или хуже того: во гневе…

Безусловно, там снаружи находится нечто; ишь как стучит. А вот теперь протяжно стонет. Как будто удар лапы или когтей по чему-то твердому. Вспышка животной ярости, своей громкостью перекрывающая и машину, и беруши. Как Гарри может при этом не просыпаться?

Тине захотелось набраться смелости и выглянуть самой. Чтобы утром, за завтраком, сообщить ему: мол, не нужно меня больше опекать. Случился прорыв, и я адаптируюсь.

Может, даже начать после этого подыскивать себе работу.