– Не томи! – он повысил голос.
– У Скокова с Лариным бизнес. Они продают… Короче, Ларин находит тех, кто хочет поступить на бюджет, а Денис через тетку решает вопросы. Она в приемной комиссии. Доходы делят поровну. Но… есть еще кое-что. Я, правда, не совсем поняла, но, кажется, это может быть важно.
– Поступление в вуз? Это круто, деньги гребут, наверное, лопатой. Насколько я слышал, там почти все каналы прикрыли. – Успенский выглядел довольным. – Э… а что еще?
– Когда мы уходили из квартиры… Дениса, я заметила письмо на столике и успела прочитать, что в связи со смертью собственника Савенковой И. А. просим перезаключить договор на обслуживание квартиры. Я подумала, причем тут Савенкова… это его тетя и она с ними живет, но…
Успенский встрепенулся.
– Что ты сказала? Ну-ка повтори!
И она снова повторила, что успела прочитать.
Успенский вскочил с кресла, чрезвычайно возбужденный.
– Так и было написано? Ты уверена? – он обхватил ее лицо ладонями и сильно тряхнул, в ее голове помутилось, кажется, еще чуть-чуть и он сломал бы ей шею.
– Да! – прохрипела она. – Да! Да! Да! Отпусти, мне больно!
Он бросил ее на диван, взвизгнули пружины, потолок поплыл перед глазами, люстра, пластиковая, засиженная мухами до желтизны – качнулась в сторону и… свет померк.
Что происходило потом – она помнила урывками, вспышками стробоскопа, на миг освещающим ее сознание, – вот звонок в квартиру, звонят настойчиво, долго, она хочет сказать, чтобы кто-нибудь открыл дверь, но не может, язык прикипел к небу, иссохшие губы спаялись между собой. Глухие удары, стены, пол, а над полом диван на хлипких ножках – сотрясаются, со стены падает единственное украшение комнаты – портрет обнаженной Мэрилин Монро с цветком в руках, черно-белый, в рамке с разбитым стеклом – Мэрилин смотрит на цветок. Зачем? Что она там увидела?
Удары становятся сильнее, Саша слышит их изнутри тела, они отбивают ритм в унисон с сердцем и непонятно, как долго это может продолжаться, – если прекратятся эти страшные удары, ее сердце тоже остановится? Скорее бы, скорее.
Он же что-то сказал еще? Что он сказал? Мэрилин вдруг подняла голову, пронзительным взглядом посмотрела на нее сквозь марево дыма, невесомо парящего по комнате.
– Позвонил Черкашин из дежурки по нашему адресу вызов сматываемся срочно кто-то заложил быстрее да бросай все черт бл… сейчас блеван я держу что с ней дел а лед оставляй все у меня еще есть не трожь в холодильник пакет быстрей время башка болит включи газ знает рассказала скоков сирота она с ним много знает газ окна закро… рафик внизу… жалко оставайся с ней тогда идем…
Потом тьма, удары, удары, удары. Хорошая дверь, железная, единственная настоящая вещь в этой квартире, не поддельная. А все остальное… она со стоном, вцепившись пальцами в проминающийся, податливый словно болотная жижа, диван, попыталась приподняться на руках, черно-белая Мерилин что-то кричала ей со стены, груди ее болтались из стороны в сторону, царапаясь о разбитое стекло, и Саша удивлялась, – неужели она не чувствует боли?
С тяжелым хлопком вдалеке что-то взорвалась и тут же тени наводнили комнату, привнеся с собой другие голоса, – грубые, отрывистые, похожие на голос ее отчима. Тогда она сжалась или ей показалось, потому что двигаться она уже не могла.
– Откройте, скорее открывай, задохнемся же! Черт, кажется, еще жива. – Холодные пальцы на шее задерживаются дольше чем положено. Она думает, сейчас они устремятся вниз и боится открыть глаза, потому что знает, кого увидит.
– Вызывай скорую, пока не окочурилась. Молодая, лучше не трогай ее, – советует голос более властный, но такой же безучастный.
В комнату врывается поток свежего, живого воздуха. Волосы Мэрилин развеваются, она улыбается, но в уголках ее глаз стоят слезы. Искромсанная грудь кровоточит.