Арарат

Хакан заговорил с ним на курманджи[3]. Мериам сумела разобрать одно только слово: «молчи».

– Мы платим вам приличные деньги, – продолжил Адам тоном бизнесмена. Мериам понимала, что сейчас ему лучше не мешать, ибо сама она так переговоры вести не умела. – И вы не можете не понимать, что как только запрет будет снят, мы окажемся там первыми. Черт возьми, нас только двое, с нами собственная камера, и мы никого не ждем. Продюсер, с которым я работаю, уже ведет переговоры с местными властями. Они проверили наши разрешения и согласились, что, если мы доберемся туда первыми и что-нибудь обнаружим, то раскопки останутся за нами. Конечно, при условии соблюдения всех местных археологических правил.

Хакан закатил глаза.

– Без наблюдателя от правительства? Не получится.

– Если мы что-нибудь найдем, то к нам пришлют наблюдателя.

Проводник огладил густую бороду, не переставая брезгливо кривиться.

– Пойдете без проводника? Что ж, желаю удачи.

Он посмотрел на Мериам так, словно только теперь признал ее – после того, как вбил последний гвоздь в гроб ее планов.

– У них будет проводник, – произнес Фейиз тихо.

Хакан бросил на него испепеляющий взгляд.

– Ты не посмеешь.

Теперь Хакан оказался в роли человека, на которого не обращают внимания. Фейиз демонстративно от него отвернулся.

Адам слегка отодвинул стул Хакана, как бы приглашая его вернуться за стол.

– Мы поднимемся, – сказал он. – Если там ничего нет, то мы потеряем много времени и еще больше денег. Но если найдем что-нибудь ценное, то это будут наши раскопки и наш документальный фильм. Кроме того, нам нужен бригадир, который хорошо знает гору и не против того, чтобы его снимали на камеру. Все расходы возьмут на себя наши спонсоры. Если там ковчег, то интерес к фильму будет настолько велик, что деньги посыпятся дождем.

Хакан стоял, держась за спинку стула. Было видно, что он слегка расслабился, но все еще сомневался. Морщина на его лбу выражала уже не досаду, а глубокое раздумье.

– Слишком много «если», – наконец сказал он.

Мериам выдохнула.

– Тебе не обязательно смотреть на меня, когда я с тобой разговариваю. Если твои религиозные убеждения требуют осудить меня и мои отношения с Адамом, то пусть это останется на твоей совести. Это только между тобой и Богом. Но так или иначе мы сделаем задуманное – чего бы это нам ни стоило. Однако будет намного проще для нас и выгоднее для тебя, если мы получим поддержку семьи Севан.

Хакан взглянул на нее, закрыл глаза на три секунды и сел обратно на стул. Затем повернулся к племяннику и заговорил с ним на их родном языке.

– Ты веришь в ковчег? – спросил он у него.