– Ты что, боишься детской побрякушки, Херес?
– Посмотри, что она сделала с окном детской комнаты! – прошипел громила, тыча огромным пальцем в стену, у которой вовсю гулял ледяной ветер.
Инспектор, все это время наблюдавший за нами со стороны и нервно подергивавший усы, внезапно подобрался поближе и опасливо выглянул из-за спины капитана «Тихой Марии», подав голос:
– Это птичка из металла? Я видел такие когда-то давно…
– Нет, эта игрушка особенная. Так сказал ее создатель, – возразил я толстяку, все еще удерживая тяжелую железную безделушку в своей ладони.
– Ты видел мастера, который делает железных птиц? – удивился полицейский.
Он наспех заправил в пояс брюк подол рубашки и прикрыл манжетами вельветового пиджака свой округлый живот, после чего осторожно выскользнул из спасительного укрытия.
– Да, горбун живет здесь, на острове.
– Невероятно… Том, можно мне ее подержать?
Он засеменил вперед, на ходу вытягивая ладонь. Судя по всему, любопытство пересилило страх, и инспектор решился поглядеть на нарушительницу спокойствия вблизи. Но как только Барри приблизился, птица начала заметно волноваться – она вскидывала вверх крылья, угрожающе распахивала покореженный клюв и глухо ухала, издавая неприятный металлический звук откуда-то из недр своего горла.
– Ты ей не нравишься, толстяк, – возразил я.
– Дядечка со шрамами любит мои рисунки, – раздался резкий пронзительный скрежет.
Оба моих спутника опешили и отпрянули к противоположной стене, а я едва удержался, чтобы интуитивно не стряхнуть игрушку со своей руки. По спине невольно пробежал холодок, но я заставил себя сохранять спокойствие. Я опустил глаза и посмотрел на птицу. Она подергивала резными крыльями из тонкого тусклого металла, открывая и закрывая свой клюв.
– Дядечка со шрамами любит мои рисунки, – повторила игрушка, после чего внезапно умолкла и перестала подавать признаки жизни.
Я бросил взгляд на прижавшегося к стене громилу – его серые волосы разметались по плечам, а сам он выглядел до смерти испуганным, с ужасом глядя в мою ладонь, где сидела поблескивающая механическая птичка. Барри же был белее мела – усатый инспектор мелко подрагивал и нервно теребил свои короткие пальцы.
– Что за чертовщина здесь происходит? – обретя вновь голос, взревел капитан.
– Она и правда умеет говорить, – тихо произнес я.
Слова железной птички доносились откуда-то из недр ее живота, отчего их звучание казалось еще более неестественным, жутким и дребезжащим. Это было похоже на то, как если бы робот пытался говорить сквозь сахарный сироп. Но неприятную оторопь вызывало не умение диковинной побрякушки болтать, а то, что она произнесла. И, хотя теперь она высилась над моими пальцами безжизненной пригоршней металла, я не мог отделаться от жуткого впечатления.
– Откуда она знает про рисунки? – прокричал моряк, потрясая кулаками.
– Какие рисунки? – не понял я.