Убить Ангела

22
18
20
22
24
26
28
30

– Думаешь, мы так просто тебя отпустим? – изумленно спросила Коломба.

– Почему нет? Гильтине хотела, чтобы я вас убил, но мне это не удалось. Как думаете, что она со мной сделает, когда навестит меня в следующий раз? – Андреас подмигнул Коломбе. – Ребята, мы с вами заодно. Жду не дождусь, когда вы избавитесь от этой шлюхи.

14

Гондольеру доводилось катать туристов всех мастей, включая тех, что давали на чай, чтобы он не смотрел, как они занимаются сексом под покровом темноты. Он делил их на три категории: во-первых, энтузиасты, которые чуть что заходятся смехом и непомерными восторгами, – по большей части американцы средних лет; те, что без конца снимают селфи и вряд ли вообще понимают, где находятся; и наконец, болтливые ходячие справочники, вызубрившие историю Венеции, – к последней категории относились главным образом немцы. Но перед величием здания Молино Стаки и церкви Святой Евфимии все они на миг захлопывали рот и поднимали глаза. Никто не оставался равнодушным, когда канал Джудекка расширялся настолько, что другой берег терялся в тумане. За пределами маршрута, которым обычно шли гондолы, метров за четыреста пятьдесят от острова Сан-Джорджо, канал становился еще шире – прямо-таки соленое озеро. Не случайно именно этим путем входили в городскую гавань круизные лайнеры, похожие на плещущихся в ванне китов. Гондольер был убежден, что рано или поздно эти морские чудовища потопят весь город. Хотелось бы ему посмотреть, что тогда запоют венецианцы, утверждавшие, будто исполинские суда нисколько не опасны.

Однако сильно накрашенная женщина лет тридцати-сорока с шарфом на волосах, тихо сидящая на краешке сиденья, уперев подошвы кожаных сапог в плоское дно лодки, относилась к особой категории. Она не любовалась взошедшим во время переправы солнцем, не снимала фото и не вымолвила почти ни слова. Гондольер рассказал ей, как каждое третье воскресенье июля, в День Спасителя, лагуну пересекает мост из связанных гондол, но в ответ женщина только блеснула стеклами зеркальных очков, молча повернувшись к нему, как птица, с любопытством взирающая на незнакомый вид червя. Затем она снова устремила глаза на поверхность воды, то и дело встряхивая головой, будто ей досаждал какой-то шум. Возможно, ее просто укачало.

На самом же деле Гильтине размышляла о человеке, которому поручила уладить проблему в Берлине. Она гадала, преуспел ли он. Некоторые пойманные ею рыбы были ценнее других – этих акул не приходилось ни натаскивать, ни шантажировать. Довольно было аппетитной приманки. У нее был заготовлен целый океанариум зубастых хищников, которым она изредка подбрасывала жирный кусок, чтобы не забывали, кто их настоящая хозяйка.

Гондола, виляя, прошла под мостом Вздохов, и Гильтине окинула изучающим взглядом пожарный баркас, пришвартованный к набережной Фондамента делла Кроче. В глубине близлежащей узкой улицы виднелись следы ночного пожара, и ветер приносил запах гари.

– Я знал этого мальчишку, – внезапно сказал гондольер.

Гильтине снова повернулась к корме:

– Мальчишку?

– Для меня мальчишки все, кому меньше пятидесяти. Он отравился угарным газом и устроил всю эту напасть. Парень тоже был таксистом, прямо как я.

– Почему он это сделал?

– А шут его знает. Но говорят… – Гондольер выдержал паузу в напрасной надежде, что женщина выкажет хоть какой-то интерес, но та продолжала с непроницаемым лицом глядеть на него. – Говорят, он был гомиком. Когда гомики прикидываются нормальными, у них мало-помалу едет крыша.

Гильтине казалась безучастной, но голоса из воды одобрительно забормотали.

Ночью ее аватары потрудились сверхурочно, распространяя в ЛГБТ-сообществе печальную повесть о гее, который не мог принять свою натуру и стыдился однополых связей. Суицид пока не стал рабочей гипотезой следователей, но слух уже обрел «веские основания» и станет еще более убедительным, когда выяснится, что Дарье перерезали горло ножом, который сжимал в руке Пеннелли. Версия убийства-самоубийства окрепнет и отвлечет следствие от других вариантов. Пройдет много недель, прежде чем кто-то сообразит, что произошло в действительности, и к тому времени это уже будет не важно.

Дав гондольеру щедрые чаевые – она усвоила урок, – Гильтине вернулась в арендованные апартаменты, сменила бинты и проверила заведенный специально для Андреаса почтовый ящик, на который ее аватар получил информацию о прибытии Данте и Коломбы в Берлин. Новых сообщений в ящике не было. Ни о чем не упоминалось и на сайтах новостных агентств. Возможно, было еще слишком рано. Также возможно, что ее акула потерпела неудачу.

Она снова открыла на экране сведения о Данте. Его почти детское выражение лица и глаза, казалось видевшие те же ужасы, что пережила она, тревожили Гильтине. Просмотрев несколько видеороликов, на которых он выходил из суда после того, как дал показания о смерти Отца, она поняла, что уже его видела. Дожидаясь, пока очнется привязанный к колонне Муста, на стройке возле нелегального жилища Юссефа, Гильтине видела в окно, как этот мужчина в черном развинченной походкой ведет за собой первый отряд полицейских. Обознаться она не могла, и произошедшее не было случайностью. Полиция приехала так быстро по его вине.

Сначала Рим, потом Берлин: Торре шел вспять по ее следам.

Обычно сдержанность и спокойствие ей не изменяли, но, глядя в карие глаза Данте, она снова ощутила что-то похожее на тревогу. Мертвецы, неизменно идущие за ней по пятам и побуждающие ее довести миссию до конца, карающие визгом и награждающие тишиной, призывали ее торопиться.

Гильтине решила дать Андреасу еще пару часов. Если известий от него не поступит, придется вмешаться лично.