Кент заглушил двигатель. Фары оставались включенными, пока он открывал дверцу и выходил из машины, но через несколько секунд погасли. Они с Сайпсом остались одни в темноте ночи. Дул холодный осенний ветер. Сайпс стоял в пяти футах от него — достаточно далеко, чтобы обезопасить себя, и достаточно близко, чтобы без труда застрелить Кента.
— Если вы тронете мою семью, я…
— Нет, — перебил его Сайпс. — У вас нет этого варианта, тренер. Вы не в том положении, чтобы мне угрожать. Используйте слово если, и я последую вашему примеру. Если я спущу курок, ваши дети будут расти с воспоминанием о том, как они нашли на подъездной дорожке мертвое тело отца. Если я спущу курок, они могут вообще не вырасти. Если вы будете вести себя так, словно контролируете ситуацию, этой ночью я могу познакомиться с вашей женой. Вот так, тренер. Такие у вас если.
Голос его был таким же, как в тюрьме. Насмешливый и угрожающий.
— Вы помните меня, тренер? — спросил Сайпс, не дождавшись ответа.
— Да.
— Вы помните мое имя?
— Да.
— Вы произносили его в последнее время?
Кент колебался, обдумывая два варианта ответа, причем оба ему не нравились. Нужно было выбирать, и он покачал головой.
— Нет.
— Тренер. — В голосе Сайпса сквозило разочарование, как у родителей, отчитывающих ребенка. — Представьте, что я заранее решил убить ваших детей, если вы хоть один раз солжете. Я бы мог это сделать. И теперь могу. Может, заберете свои слова назад и повторите попытку?
Кент кивнул. Руки у него дрожали.
— Вы называли мое имя?
— Да.
— Кому?
— Полиции.
— Почему?
Глаза Кента привыкли к темноте, и теперь он видел лицо Сайпса, обритую голову, кольцо синей татуировки на шее, бледную кожу, худощавое и сильное тело. На нем были джинсы и черная футболка, развевавшаяся на ветру. Он должен был мерзнуть, но никак не показывал этого, держась спокойно и непринужденно.
— Из-за вашего письма.