Пророк

22
18
20
22
24
26
28
30

— Не надо, Франшиза, — прошептал Адам. — Не делай этого. Не надо.

* * *

— Это офсайд! Он зашел за линию на пять шагов! Вы в своем уме? Как можно было этого не увидеть!

Кент приближался к середине поля; он знал, что его гарнитура ударилась об алюминиевую трибуну, но не обратил на это внимания — его переполняла ярость.

— Тренер, покиньте поле.

— Как можно было этого не увидеть! — кричал Кент. Его лицо находилось в нескольких дюймах от лица судьи; дождь колол глаза и попадал в рот. Он повернулся и пнул ногой землю. Газон до такой степени размок, что его нога прочертила борозду, и в воздух полетел дерн. Трибуны взревели.

— Покиньте поле, — повторил судья.

— Вы стоите на линии и не в состоянии увидеть, что он зашел за нее? Вы надо мной издеваетесь? Вы были рядом! Нужно было всего лишь смотреть! Это ваша обязанность!

Судья пытался уйти от Кента, но тот шел за ним, продолжая кричать и заглядывать ему в лицо, а когда флаг наконец появился, Кент не удивился, а разъярился еще больше.

— Это дерьмо собачье! Настоящее дерьмо!

Почувствовав, как кто-то взял его за плечо, он попытался вырваться, но Мэтт Байерс не отпускал его.

— Вернитесь тренер. А то вас удалят.

Кент позволил Байерсу увести себя с поля; болельщики Сент-Энтони провожали его презрительным гудением, а Скотт Блесс удивленно смотрел на него, и это удивление, похоже, было искренним. Кент поднял гарнитуру, увидел, что она разбилась — индикаторы не горели, — и снова бросил ее. Помощник протянул ему новую, но он отмахнулся и отошел в сторону. Помощники судьи передвинули маркеры на пятнадцать ярдов — его наказали за неспортивное поведение. Он стоял один, скрестив руки на груди, с непокрытой головой — его бейсболка валялась где-то в грязи — и смотрел, как Сонфилд завершил четыре прямых паса, а затем заработал очки еще на одном. Время шло.

20:3 после первой половины матча.

— Вы надо мной издеваетесь, — крикнул Кент, глядя на табло. Голос у него срывался. Опять. Опять.

* * *

Адам отстранился от Челси. Игроки, опустив головы, потрусили в раздевалку, а его брат остался у боковой линии, подперев подбородок ладонью и уставившись на табло, словно там был код, который ему никак не удавалось расшифровать. Адам хотел подойти к нему, что-то сказать. Не важно, что. Просто поговорить.

Но это было невозможно. Кент шел к центру поля под свист и улюлюканье поклонников Сент-Энтони. Трибуны с болельщиками из Чамберса молчали, потрясенные счетом на табло и срывом всегда невозмутимого главного тренера. Адам видел Бет с детьми, сидевшими по обе стороны от нее, в самом центре дружелюбной толпы. Он оставил попытки добраться до брата и стоял у ограды, наблюдая за тем, как тот пересекает поле и подходит к судьям. Рука, протянутая тому, кто пропустил нарушение и стал объектом гневной тирады, потом несколько слов на ухо, похлопывание по спине. Судья кивнул, принимая извинения. Болельщики Чамберса принялись аплодировать; трибуна, болевшая за Сент-Энтони, по-прежнему улюлюкала. Кент покидал поле, опустив голову — один, под проливным дождем, — и Адам почувствовал спазмы в горле.

— Молодец, Франшиза, — сказал он. — Молодец.

Черт возьми, он им гордился.

* * *

Помощники ждали его у двери раздевалки. Как правило, они совещались здесь, давая игрокам возможность отдышаться, говорили о том, какие коррективы внести в игру. Сегодня Кент прошел прямо в раздевалку.

— Еще ничего не закончилось, — сказал он. Других слов для помощников у него не было.