Пророк

Это тоже была полная чушь — мониторинг был частным делом Адама, не санкционированным судом, — но он хотел, чтобы у испуганного Бовы попытка снять браслет вызывала еще больший страх. Срезать устройство было очень трудно, но возможно. Поэтому нужно, чтобы Бова поверил, что Адама не интересуют его передвижения. Это главное.

— Я не собираюсь его ломать.

— Хорошо. — Адам выпрямился. — Моя роль проста: обеспечить вашу явку в суд. Не создавайте мне проблем. Договорились?

— Да. Договорились. Спасибо.

Адам кивнул.

— Не за что, Родни. Теперь вы свободны. Вас куда-нибудь подвезти? Полагаю, вашу машину конфисковали.

— Точно, — сказал Бова; он явно об этом забыл. — Нужно выяснить. Нет… я возьму такси. Или пройдусь пешком. Но все равно спасибо.

— Ладно. Удачи.

Адам сел в «Джип», достал из кармана «Айфон» и запустил приложение для мониторинга. А через несколько секунд уже смотрел на карту Чамберса, по которой медленно ползла красная точка.

— Отлично, Родни, — сказал он. — Найди его для меня.

21

В пятницу после обеда, во время встречи с болельщиками, Лорелл Маккой взял микрофон и сказал ученикам школы то, что Кент ожидал уже несколько дней: сезон официально посвящается памяти Рейчел Бонд, и, когда «Кардиналы» из Чамберса вечером выйдут на поле, на бутсах и шлемах у них будут ее инициалы.

Толпа одобрительно загудела, причем к ученикам присоединились преподаватели, и Кенту хотелось отвернуться, но он стоял впереди, на виду у всей школы, и все взгляды были устремлены на него, поэтому он лишь кивнул, скрестил руки на груди и опустил голову.

Колин Мирс не стал обращаться к болельщикам, и Кент был доволен, но за него это сделал Лорелл, и теперь он объявил минуту молчания в память о Рейчел, напомнив всем, что хотя «Кардиналы» намерены выиграть чемпионат штата, все это не важно. Важна только Рейчел.

Он говорил правильные вещи. Выглядел серьезным, взрослым и разумным. Вероятно, Кент должен был гордиться им. Но почему-то чувствовал неловкость.

После минуты молчания в дело вступил оркестр. Вот так. Почтить память одного убитого ребенка, сыграть один матч. Жизнь продолжается. В этом нет ничего плохого. А что еще они должны делать? Ты ставишь одну ногу впереди другой и идешь вперед, уважая прошлое и двигаясь навстречу будущему. По-другому не бывает. В противном случае ты превращаешься… в Адама.

День близился к концу, и до начала матча оставалось пятнадцать минут. Кент вывел команду из спортзала, пропахшего застарелым потом и мастикой для пола, и отпустил заниматься своими делами. Он оставил их в покое до половины шестого, когда они должны были появиться в раздевалке. И до половины шестого не беспокоил помощников. Каждый год Кент повторял им одно и то же: если мы не готовы утром в пятницу, значит, мы уже проиграли.

Его собственные ритуалы в день матча были простыми. Пробежка, душ, затем уединение в кабинете до самого начала игры. Переодевшись в раздевалке — шорты, кроссовки, толстовка с капюшоном и эластичная повязка на левое колено, — он вышел на прохладный осенний воздух.

Идеальная погода для футбола. Идеальная. Бледно-синее небо с серой полосой, которая надвигалась с северо-запада, но была еще далеко, и высокими облаками, прозрачными и белыми. Легкий ветерок приносил запахи осени из небольшого леска за полем, а воздух не прогрелся выше пятнадцати градусов и был свежим и бодрящим. Кент сделал небольшую разминку в зачетной зоне, подошел к боковой линии поля, но не пересек ее и побежал.

Между трибунами и полем проходила дорожка, но Кент никогда не пользовался ею. Ему нравилось, как пружинит трава под ногами, нравились воспоминания, которые приносил каждый шаг. Повороты дорожки были плавными, а обегая прямоугольное поле, он был вынужден резко поворачивать, каждый раз чувствуя укол боли в левом колене. Ему это было нужно.