Внутри огня я увидела знакомую расцветку. Меня тут же пронзило лихорадочным нервным возбуждением.
— Стас! — воскликнула я. — Рубашка!..
Но Корнилов уже и сам прыгнул к огню, на ходу поднимая из снега случайную палку. Стас молниеносно вонзил палку в пламя и рывком выбросил на снег полыхающую клетчатую тряпку.
Корнилов носком ботинка забросил на клетчатую рубашку снег и начал затаптывать пламя. Рубашка погасла.
Стас несколько мгновений с хмурым видом смотрел на полусгоревшую гигантского размера клетчатую рубашку, а затем медленно перевёл на меня взгляд.
Я посмотрела в его серебристо-серые глаза и увидела, что Корнилов глубоко потрясен. Он ко многому привык, за время наших совместных расследований, но только не к такому.
— Ещё скажи, — медленно проговорил он, — что ты видела это пламя в его воспоминаниях…
Он кивнул на клетчатую обгоревшую тряпку, в которую превратилась рубашка.
— Да, — кротко и тихо ответила я.
Стас шумно вздохнул, на миг зажмурился и открыв глаза покачал головой.
Затем обернулся на бодро и ярко полыхающий костёр.
— Когда мы пришли, всего несколько минут назад, здесь было холодное кострище, — нарочито спокойным тоном проговорил Стас.
— Да, — снова едва слышно, повторила я и посмотрела на огонь.
Меня за спину обнимал щекотный влажный холод, касание морозного шепота взбиралось по коже шее и пряталось в волосах.
Невозможно. Не реально… Так не бывает! Это, чёрт побери, нарушает все известные и допустимые границы восприятия!
Но… тем не менее, здесь и сейчас, это случилось.
Часть воспоминания, часть прошлого, внезапно стала частью настоящего.
Корнилов тоже смотрел на огонь и задумчиво хмурился.
Я понимала, что Стас неумолимо пытается найти хоть какое-то логическое и закономерное объяснение этому явлению. Но ни я, ни Стас не знали, как это объяснить. Даже теоритически. Не было даже предположений.
У нас на руках был лишь очевидный факт — часть моего видения, внезапно и резко стало явью. Стало частью реальности. Нашей реальности.