Иная. Необъяснимая. Жутковатая и таинственная.
Реальность… Моя, реальность.
Крылья бабочек переливались оттенками лучистого серебра. Они выглядели настолько же неуместно посреди холодной мартовской ночи, насколько необъяснимыми и непонятными были мои видения.
Стоило мне шевельнуться, как обе серебряно-белые бабочки почти синхронно взлетели вверх и упорхнули куда-то в ночь. А вместе с ними стихли звуки голосов моих видений и померкли в ночи, мелькавшие перед моими глазами, обрывки эпизодов двух оборванных жизней.
— Простите… — чувствуя остывающие слёзы на щеках, прошептала я в пустую ночь.
Я плакала и молча злилась на себя.
За что? Не за то, что не помогла им, не помогла Стасу вовремя поймать двух подонков, до того, как они совершили это убийство. Это было невозможно…
Я злилась на себя из-за того, что всегда моим самым сокровенным желанием было избавиться от моего проклятия. Перестать видеть эти гребанные видения! Жить обычной жизнью нормального человека!
Чтобы мне не приходилось набираться сил и смелости, перед тем, как зайти многолюдное место. Чтобы мне не приходилось просыпаться в истерике и поту, посреди ночи. И, содрогаясь от ужаса, увиденного, тихо рыдать в своей постели, не смея рассказать о происходящем никому, кроме Лерки или Стаса.
Я очень хотела избавиться от этой «уникальной» и мучительной возможности, помогать ловить и останавливать монстров в человеческом обличии, как эти толстяки в неоновых масках. Я мечтала об этом… О простой, обычной жизни. О простой, обычной и, поэтому, счастливой жизни.
И сейчас, стоя перед двумя телами замученных и растерзанных молодых людей, я почти ненавидела себя за своё желание и несбыточную мечту. Меня мучил необъяснимый стыд, болезненная совесть и бессильное сострадание.
Глупо?.. Глупо, чувствовать за собой неоправданное ничем раскаяние и вину? Да… Да, наверное… Так и есть! Это полный идиотизм!.. Может я, понемногу и вовсе схожу с ума?
Я смирилась со своей судьбой? Если да, то почему я не могу перестать желать избавиться от своего проклятия?
Я крепко зажмурилась, быстро и протестующе покачала головой. Промозглый и холодный воздух жег мокрые от слёз щеки.
Я поднесла ко рту рацию и вызвала Стаса.
Я стояла спиной к Владу и Надежде, пока не увидела пробивающийся через стволы деревьев рыскающий луч фонаря Стаса.
Корнилов молча подошел ко мне, положил руку на плечо, легонько сочувственно сжал. Он не спрашивал, но я знала: Стас ждёт результатов.
— Как ты? — спросил он тихо и осторожно.
Я неопределенно покачала головой. Не хотелось говорить правду, и лгать тоже не хотелось.
Паршиво и гадко. Разве в такие моменты бывает по-другому?