Кладбище домашних животных

22
18
20
22
24
26
28
30

– Но мы не можем себе позволить… – начала она с сомнением. Похоже, теперь она сомневалась во всем и пребывала в полном замешательстве. Он вспомнил ее странное, повисшее в воздухе замечание о «виннебаго», который он собирался купить несколько лет назад.

– У нас есть деньги, – сказал он.

– Ну… наверное, если понадобится, можно будет воспользоваться счетом Гейджа, хотя на переоформление уйдет день-два и обналичить вексель получится только через неделю…

Ее лицо снова скривилось, глаза заблестели. Луис обнял жену. Она права. Боль никуда не уходит. Она повсюду, и она тебя не отпускает.

– Рэйчел, не надо. Не плачь.

Но она, конечно, расплакалась. А как иначе?

Рэйчел ушла наверх собираться, и тут зазвонил телефон. Луис схватил трубку, подумав, что это, наверное, кто-то из «Дельты». Звонят сообщить, что произошла досадная ошибка и билетов на ближайшие рейсы нет. Надо было догадаться, что все идет слишком гладко.

Но это был не оператор из «Дельты». Это был Ирвин Гольдман.

– Я позову Рэйчел, – сказал Луис.

– Нет. – И тишина. Наверное, сидит и решает, как тебя обозвать для начала.

Когда Гольдман все-таки заговорил, его голос был напряженным. Он как будто выталкивал из себя слова, преодолевая могучее внутреннее сопротивление.

– Я хочу поговорить с тобой. Дори хотела, чтобы я позвонил и извинился за мое… за мое поведение. Наверное… Луис, наверное, я и сам тоже хотел извиниться.

Господи, Ирвин! Как благородно! Уссаться можно!

– Вам не за что извиняться, – проговорил Луис сухим, механическим голосом.

– Я вел себя непростительно, – сказал Гольдман. Теперь он уже не выталкивал слова, а как будто отхаркивал их. – Твое предложение, чтобы Рэйчел и Эйлин поехали к нам, открыло мне глаза. Ты повел себя благородно, а я… недостойно.

В этих словах было что-то знакомое, что-то очень знакомое…

Потом Луис понял, что именно, и скривился, как будто съел лимон. Точно так же Рэйчел говорила: Прости, что я была такой стервой, – когда этой самой стервозностью добивалась, чего хотела. Сама она этого не замечала, но Луис замечал. И сейчас он слышал тот же голос – лишенный живости и мягкости Рэйчел, но все равно тот же голос. Прости, что я был такой сволочью, Луис.

Старик вернул себе дочь и внучку; они сбежали из дома в Мэне, сбежали к папочке. Благодаря «Дельте» и «Юнайтед эйрлайнз» они возвращаются туда, где, с точки зрения Ирвина Гольдмана, им и положено быть. Теперь можно позволить себе проявить великодушие. Как это виделось Ирвину Гольдману, он победил. Так что, Луис, забудем, как я избивал тебя у гроба твоего сына, как я пинал тебя ногами, когда ты лежал на полу, как я опрокинул гроб, и он приоткрылся, и ты в последний раз мельком увидел – или подумал, что видишь – руку своего ребенка. Давай все забудем. Кто старое помянет, тому глаз вон.

Вот старый козел. Как бы жутко это ни звучало, но я прямо сейчас пожелал бы тебе умереть на месте, если бы это не помешало моим планам.

– Все в порядке, мистер Гольдман, – сказал он ровным голосом. – Это был… очень тяжелый день для всех нас.