Они оба встали на колени прямо на кухне и принялись молиться, и только тогда Луис окончательно осознал, что случилось; если мать молится за упокой
Такой боли Луис не испытывал никогда в жизни. Он закричал:
Мать ответила, и в ее бледном, невыразительном голосе было так много всего: мертвые поля под ноябрьским небом, увядшие лепестки роз, побуревшие по краям, пересыхающие водоемы, заросшие тиной, плесень, гниль, прах:
Луис дрожал. В голове билась мысль:
Внезапно он вспомнил, что забыл сделать и что мешает ему заснуть перед первым рабочим днем на новом месте, что заставляет ворочаться с боку на бок, перебирая в памяти старые горести.
Он встал и направился к лестнице, но вдруг развернулся и прошел в дальний конец коридора, к двери в комнату Элли. Она мирно спала, с открытым ртом, одетая в голубую «кукольную» пижамку, из которой уже выросла.
Внизу в прихожей над столиком с телефоном висела доска, куда Луис и Рэйчел прикалывали квитанции, счета и записки с напоминаниями. По верху доски шла надпись аккуратным почерком Рэйчел: «ЧТО НУЖНО СДЕЛАТЬ СЕГОДНЯ, НО ЛУЧШЕ ОТЛОЖИТЬ НА ЗАВТРА». Луис открыл телефонную книгу, отыскал нужный номер и записал его на отрывном листочке. А под номером добавил:
Он посмотрел на записку, размышляя, надо ли это делать, хотя уже знал, что надо. Все смутные тревоги и дурные предчувствия материализовались во что-то конкретное, и сегодня в какой-то момент Луис решил – хотя понял это только теперь, – что сделает все возможное, чтобы Черч больше не бегал через дорогу.
Ему по-прежнему претила мысль о кастрации Черча, о том, что кот превратится в ленивого толстого тюфяка, которому ничего в жизни не нужно, кроме как дрыхнуть на батарее в перерывах между кормежками. Ему не хотелось, чтобы Черч менялся. Черч ему нравился таким как есть.
В темноте за окном, выходившим на шоссе, прогрохотал грузовик, и это решило дело. Луис приколол записку к доске и пошел спать.
На следующее утро Элли заметила на доске новую записку и спросила за завтраком, что это значит.
– Это значит, что Черчу сделают маленькую операцию, – ответил Луис. – Возможно, ему придется остаться в ветеринарной клинике на одну ночь. А когда он вернется домой, то будет сидеть во дворе и не захочет никуда убегать.
– И через дорогу тоже не захочет? – спросила Элли.
– И через дорогу тоже, – согласился он.
– Ура! – воскликнула Элли, и на этом тема была закрыта.
Луис морально готовился к натиску яростных возражений на грани истерики, и его удивила та легкость, с которой дочь согласилась отпустить Черча из дома даже всего на одну ночь. Он понял, как сильно она переживает. Возможно, Рэйчел была права насчет воздействия на Элли этого кладбища домашних животных.
Сама Рэйчел, кормившая Гейджа омлетом, одарила его благодарным и одобрительным взглядом, и Луис почувствовал, как у него отлегло от сердца. Ее взгляд говорил, что лед тает; топор этой конкретной войны зарыт в землю. Луис очень надеялся, что навсегда.
Чуть позже, когда большой желтый автобус увез Элли в садик, Рэйчел подошла к Луису, обняла за шею и нежно поцеловала.