— И тебе не хворать, — засмеялся, отключаясь, Мишкин.
День второй
— Ты, часом, не возбуждаться ли собралась?
Арину всегда веселило специфическое использование глагола «возбудить-возбуждать» в профессиональном контексте. Ясно, что речь в подобных случаях шла о возбуждении дела, но звучало забавно. Сейчас, однако, было не до квазилингвистического веселья. Не время и не место.
Полковника юстиции Павла Шайдаровича Пахомова за глаза называли ППШ. Как знаменитый пистолет-пулемет. Не забалуешь.
— Не знаю, Пал Шайдарович. Пока вроде явное самоубийство, но…
Кабинет был просторный, угловой, о два окна. Одно, полускрытое бледно-желтой кудрявой шторой тонкого шелка, из-за чего даже в пасмурный день кабинет наполнял теплый «солнечный» свет, располагалось прямо за спинкой пахомовского кресла, другое — слева от двери. Рядом с этим окном висел здоровенный телевизор, под ним — пухлый кожаный диван цвета кофе с молоком. Арине это казалось нелогичным. Диван должен ведь располагаться напротив экрана, разве нет? Но стену напротив телевизора сплошь занимали скучные черные стеллажи — даже не застекленные! На полках — ни статуэточки, ни сувенирчика — только кодексы, справочники и бесконечные ряды массивных пластмассовых папок. Часть их периодически перекочевывала на стол — такой же темный, как стеллажи, громадный, подковообразный, развернутый несколько вкось. Под доходящей почти до окна частью подковы прятался сейф, а из передней выпуклости росла длинная «совещательная» столешница, из-под которой торчали темно-серые спинки стульев. Как акульи плавники из волн, думала иногда Арина.
Единственным, кажется, личным предметом в этом царстве официальности была небольшая фотография в простой стальной рамке, как правило, невидимая за покрывавшими стол стопками и россыпями бумаг, книг и папок. Разве что иногда солнечный луч из-за спины Пахомова дотягивался до рамки. Скользящий серебристый взблеск тоже почему-то напоминал о море. На снимке — Арине рассказала Ева — была пахомовская жена. Погибшая лет пятнадцать назад. Погибшая глупо, бессмысленно. Да, так можно сказать про любую смерть, но… неудачно удаленный зуб, воспаление, по распространенной женской привычке не принятое всерьез, ураганный сепсис… что это, как не глупейшая ухмылка дурацкой судьбы? Их сына, Виктора, опера того же РУВД, что и Молодцов с Мишкиным, за глаза именовали Сыночком.
— Докладывай, — поторопил ее владелец кабинета.
— Во-первых, время. Соседка слышала выстрел около полуночи, а время смерти — около четырех утра.
— Кто выезжал?
— Плюшкин.
Пахомов кивнул.
— А соседка как?
— По-моему, нормальный свидетель. Не сочиняет.
— Телевизор?
— Возможно. Хотя странно. Посмотрел телевизор и застрелился?
ППШ промолчал, только смотрел выжидательно.
— Второе. В квартире порядок. И это не предсмертная генеральная уборка, а… В общем, это не логово отчаявшегося алкоголика, а жилье человека, который свою жизнь контролирует.
— Медкарту запросила? И финансовые дела попроси Оберсдорфа глянуть.
ebooksa