— Ну?
— А можно тестово пострелять, зависимость следов от расстояния посмотреть?
— Думаешь, мне заняться нечем? Разница больше от боеприпаса зависит, чем от ствола, но боеприпас — штука вполне стандартная. Только ты ведь не отстанешь. Ладно, давай поглядим.
Маленький лабораторный «тир» примыкал к сурьминской рабочей клетушке. Баллистик сунул Арине наушники:
— Грохоту от этой «беретты» немного, но уши все-таки жалко. А то станет тебе молодой человек нежности нашептывать, а ты «ась? чегось?» — заявил он с совершенно серьезным лицом.
Сурьмин повесил на стенд ряд бумажных листов и начал стрелять: в упор, с пяти сантиметров, с десяти, с двадцати и так далее. Последние несколько оказались совершенно чистыми, как и ожидалось, на первых пробоину от пули окружали разной степени густоты кольца. Арина припомнила, как выглядели крупные фотографии входного отверстия. Следовые количества продуктов сгорания, как сформулировал Плюшкин.
— Это что ж получается, выстрел был произведен чуть не с метра?
Сурьмин покачал головой:
— Не факт, Арина Марковна. То есть, следы копоти — штука показательная, но я тебе не советовал бы на нее особо закладываться. Вот если бы я стрелял тем же самым патроном… что, сама понимаешь, не представляется возможным, тот патрон уже отстрелян. или хотя бы абсолютно идентичным. Тогда можно было бы делать далеко идущие выводы. Боеприпас, конечно — штука стандартизованная, но на всякую старуху бывает своя проруха. При всей унификации и стандартизации, идентичного патрона у нас быть не может. Мне, признаться, и самому не очень-то верится, что Степаныч мог сам застрелиться, все-таки он кремень мужик был, ничем не прошибешь. Но мало ли что мне не верится, чужая душа потемки. А что Плюшкин?
— Семен Семеныч сказал, что не меньше десяти сантиметров, направление выстрела правильное, следы стороннего воздействия не обнаружены…
— Вот видишь… — Сурьмин почесал затылок рукояткой все еще зажатой в кулаке «беретты». — Допустим, дальность двенадцать сантиметров. И что тебя не устраивает?
— Двенадцать, Арсен Федотович, от дульного среза до виска. А сколько будет от виска до кисти руки? «Беретта», конечно, не «стечкин», но и не «бульдог», какая-то длина ствола у нее наличествует. Это как надо руку вывернуть?
— Ну не очень-то и вывернуть, все ж Шубин покрупнее тебя был, соответственно, и рука длиннее. Хотя, конечно, да, не слишком удобная позиция. Только, скажу я тебе, это не довод. Тыкать стволом в собственный висок — даже если ты уже на все решился — реально страшно. Главное — все прочие данные свидетельствуют о собственноручном выстреле, а расстояние его вполне допускает. «Беретта» сия, как ты правильно заметила, пистолетик небольшой. Вот если бы такое расстояние наблюдалось при самоубийстве с применением «стечкина» или хотя бы того же «макарова», можно было бы и призадуматься. На пустом месте копаешь, точно тебе говорю.
После беседы с Сурьминым Арина собиралась в следственный комитет, но еще и на улицу выйти не успела, как зазвонил телефон и холодный голос сообщил, что госпожа Бриар готова предоставить Арине аудиенцию:
— Подъезжайте в городские апартаменты, вас будут ждать.
Подумаешь, какие цирлих-манирлих, хмыкнула Арина. И было бы ради чего! Ей вообще-то с дочерью надо побеседовать — интересно, долго они ее еще скрывать будут? — а тут извольте радоваться. Впрочем, с матерью так с матерью. Лучше, чем ничего. Хоть спросить, что там за история с похищением.
Упомянутые городские апартаменты оказались пентхаусом в престижной высотке. С балкона примерно такого же, вспомнилось ей, свалился злополучный бизнесмен Федяйкин из шубинского списка.
Встретившая Арину обладательница ледяного голоса — та самая «помощница», не то секретарша, не то домоправительница — сухо предупредила, что долго утомлять несчастную мать нельзя — вы же понимаете, правда? — а обращаться к ней следует Аннетта Игоревна. Ни в коем случае не Анна.
Глаза «несчастной матери» источали такой мертвенный холод, что Арина даже поежилась.
В просторных, безлико роскошных апартаментах было тепло, но казалось — холодно. Не то от присутствия неизвестно зачем явившегося адвоката — лощеного, как воском обмазанного, не то от застывшего взгляда «несчастной» матери — Аннетты, ни в коем случае не Анны! — не то от блеска ее наряда. Домашнее платье в китайском стиле — плотный персиковый шелк, узенький золотистый кант по краю воротника и глубокой застежки — облегало хозяйку целиком, от горла до запястий и щиколоток. Кукла в розовом целлофане, подумала вдруг Арина. И вместо заготовленных вопросов задала совсем другой:
ebooksa