Девушка вздохнула:
— Да нет, вряд ли. Пока все за самоубийство говорит. А ручка… Может, Шубин ее положил просто потому что она самая тяжелая была? А может, и нет. Мне как-то… не верится, что ли?
— Очень содержательно, — усмехнулась Адриана Георгиевна. — Про самую тяжелую это ты неплохо сообразила, скорее всего, так оно и было. Или у тебя интуиция против?
— Да признание это, ну записка то есть предсмертная. Ведь если человек сам признается, что он убийца, да еще перед смертью — это должно что-то значить? Зачем он это сделал? Дела-то все закрытые, злодеи все сидят.
— Вот оно что… — экспертриса понимающе покачала головой. — Тогда уж и не знаю. Думаешь, он потому признался, что сидят не злодеи, а невинные? Совесть, все такое… — она хмыкнула, точно сама не верила в произносимые слова.
— Адриана Георгиевна, вот вы сами-то верите, что тут — совесть? В смысле, что Шубин действительно мог все эти убийства совершить?
— Честно? — Грек усмехнулась. — Не очень. В смысле не очень верю. Ибо тоже книжным сюжетом отдает. А в жизни, повторю, все проще. Старый сыщик, который по совместительству — убийца? Воля ваша, как-то эта идея сомнительно выглядит. В кино, впрочем, такое хорошо выглядит.
— Вот именно! Но признание-то есть! В смысле записка эта предсмертная. Значит, зачем-то Шубину это надо было? Потому что мы-то не в кино! Тем более, все убийства, которые он на себя берет, очень уж разные. И по способам, и по фигурантам. Никакой связи. Ну по некоторым из них Шубин работал, но это ж не может играть роль? А других связей нет. Вот и получается, что либо он с ума сошел, либо он и впрямь раскаявшийся серийный маньяк.
Грек рассмеялась — как хрустальные шарики покатились:
— Что-то я не слыхала о раскаявшихся маньяках. Продай сюжет на телевидение. Или киношникам. И лучше даже не серийный маньяк, а… Опер — по совместительству киллер. Такой, знаешь, элитный.
— Да, смешно, — печально согласилась Арина, — я и сама… но иначе совсем бессмыслица. Если записка собственноручная, значит, никто его не подставлял. Да и то сказать — зачем, по закрытым-то делам? А если он себя оговорил — еще бессмысленнее. Родных у него вроде нет, шантажировать его нечем было — ну если бы кому-то нужно было эти убийства на него повесить. А если не под давлением, а сам, совсем вне логики. Его же ничто ни с одним из фигурантов не связывало. При их жизни то есть.
— И предсмертная записка, — задумчиво проговорила Адриана, — выполнена, хоть и не той ручкой, но действительно им самим.
— Но ведь в этой записке нет никакого смысла. Правда же?
Грек вдруг нахмурилась:
— Ты меня не слушай, я тоже заковыристые сюжеты уважаю. Не слушай, мы ведь действительно не в кино. Может, там все на уровне табуретки? Может, у него попросту мозги поехали? Да еще он же, говорят, пил изрядно? Соседей опрашивала?
— Опрашивала, а толку? Пил, говорят, в меру, это и на вскрытии подтвердилось.
— Да, мне Семеныч говорил.
Тайна следствия, ау, мысленно усмехалась Арина, подходя к концу коридора, где обитали баллистики. В этом царстве экспертов все всё обо всем знают — примерно так же, как и у них, в следственном управлении.
Худой рыжий Арсен Федотович, похожий на забывшего где-то ковбойскую шляпу персонажа вестерна, вручая Арине заключение по результатам баллистической экспертизы, подтвердил: из ПМ Шубина стреляли действительно недавно, но пуля, пробившая его голову, вылетела из валявшейся возле тела «беретты».
— Но куда же в таком случае стреляли из «макарова»?
ebooksa