Мотив для спасения

– Хорошо. Просто… Держись там. Если по какой-то причине они решат подняться и поговорить с тобой, позвони мне, прежде чем открыть дверь. Договорились?

– Ок. Мам… Ты же не ишещь себе новых проблем?

– Конечно же, нет, – ответила она.

Но мысль в голове была слегка иной: «Пока нет».

***

Она без проблем нашла кабинет Дианы Карвер. Эйвери вошла внутрь немного неуверенно, так как уже успела поговорить с профессором по телефону, пока ехала в такси, и та знала, о чем пойдет речь. Диана не была наотрез против разговора о Говарде Рэндалле, но также не испытывала радости от этого.

Карвер представляла собой приятную женщину, которой было чуть за пятьдесят, но выглядела она лишь на сорок. Ее черные волосы до плеч сияли здоровьем в лучах солнца, падающих из окна, и обрамляли лицо таким образом, что она казалась очень милой и серьезной одновременно. Как только Эйвери села за стол, Карвер подоткнула очки ближе к верхней части носа и улыбнулась.

– Итак, – произнесла она, – этот парень никогда не оставит нас в покое, так?

– Простите? – переспросила Эйвери.

– Я вспомнила Ваше имя, когда мы разговаривали по телефону, но не поняла откуда, – ответила Карвер. – Тогда я воспользовалась Интернетом. В первый раз… Когда его отпустили, Вы еще работали адвокатом. Затем Вы стали детективом, которого часто осуждали в прессе, за счет постоянных встреч с ним во время проведения других расследований. Из этого становится ясно, что Говард так и не дал Вам покоя. Что касается меня… Время от времени я вспоминаю о нем. Иногда он всплывает в голове, как какой-то ночной кошмар.

– Получается, Вы достаточно хорошо знали его? – уточнила Блэк.

– Честно говоря, да. Как-то я даже подумывала завести с ним роман. Не буду врать, сам он мне ничего не предлагал. Это просто витало в воздухе.

– Вы когда-нибудь были близки с ним?

– Боже, нет. Самое близкое, что было между нами, это разговоры. Обычно они происходили за бокалом какого-нибудь скотча у него в кабинете.

– И что Вы обсуждали, помимо рабочих моментов?

Карвер пожала плечами и ее взгляд, впервые с момента начала разговора о Горварде, потух.

– Всего по-немногу, – ответила она. – Одна из причин, почему я была так шокирована, узнав, что это он совершил такие жестокие убийства, был его блестящий ум. Мы много говорили о литературе и классической музыке. Чем-то это напоминало застенчивых любителей книжного клуба или нечто вроде этого. Мне не нравился Шекспир, а Говард назвал сотни причин, почему тот был так популярен. Пока я спорила с ним, он объяснил, что рассказ от первого лица был ничем иным, как приманкой для молодежи. Подобные разговоры мне особенно были по душе, но мы также обсуждали текущие события, социальные проблемы и тому подобное.

– Вам ничто не казалось странным в ходе ваших разговоров? Может, слегка грубый или резкий тон?

– Только тот момент, что Говард очень увлекался, когда дело касалось вещей, которые ему не нравятся. К примеру, он достаточно громко выражал свое отвращение к Хемингуэю. Он ненавидел его. Его раздражало даже само имя. Во время таких разговоров он злился, проявляя некую агрессию, которую ты никак не ожидаешь увидеть, обсуждая писателей. Но от подобной злости не веяло угрозой. Думаю, когда все выяснилось, такая реакция стала более понятной.

– Хорошо, давайте пойдем по другому пути, – продолжила Эйвери. – Как человек, проводивший с ним определенное время, что, по-Вашему, больше всего выводило его из себя? Что могло разозлить его?

– Когда в его словах сомневались, – тут же ответила Карвер. – Любое недоверие, будь то дружеский спор, соревнование или же головоломка по поиску слов. Также он мог разозлиться из-за пустяка вроде очень легкого кроссворда в утренней газете. Подобные вещи расстраивали его. Глупо, но факт.