Майнеры

Эльвира вздрогнула, словно невидимый экзекутор всадил ей в спину пару оголенных электрических проводов.

– Именно, – сказала она. – Как с Успенским. У вас хватило мужества признать ошибку в отношении нашего единственного золотого медалиста, принести ему и его родителям извинения. Никто, замечу, за язык вас не тянул.

Ларин покачал головой. Учительское мнение было, большей частью, на его стороне, все прекрасно знали, какой отморозок на самом деле Успенский-младший, да и старший тоже. То, что Ларин смалодушничал, конечно, характеризовало его не лучшим образом. Никто из присутствующих понятия не имел об истинных причинах такого поступка.

Эльвира была очень зла. Но математика среди учебного года, да еще такого безропотного, как Ларин, ей не отыскать. Поэтому она решила дотерпеть и на летних каникулах найти учителя, более лояльного к главным спонсорам школы.

Завуч, Надежда Петровна Комарова, сидящая по левую руку, ближе всех к Эльвире, тяжело молчала. Выражение ее лица, насупленное, с разлетевшимися крыльями прямого и острого, как клюв у коршуна, носа, было знакомо всем учителям, не предвещая ничего хорошего. Она, как преподаватель истории, прекрасно знала, о каком евнухе шла речь на уроке Ларина и при чем тут вообще Византия с генералами.

Мысленно она обращалась к самой себе: потерпи еще годик, и весь этот ужас закончится, ты займешь законное место, по какой-то неведомой причине до сих пор тебе не принадлежащее. Вероятно, таким образом Господь Бог, в которого она уже не слишком верила, или же иные космические силы хотели проверить ее на стойкость, твердость характера, верность идеалам и веру в торжество знаний, каковых в нынешней ее школе совсем не осталось.

А еще этот Ларин.

Он нарочно вызывающе ведет себя, словно ему больше всех надо, чем злит Эльвиру, одновременно вызывая раскол в коллективе. Нет, не внешний – раскол внутренний, конечно же. Кто из учителей отважится высказать вслух, что думает? Кто из людей отважится в наше время высказывать собственное мнение, не рискуя быть осмеянным и преданным анафеме? Школа обнажает пороки лучше других институтов общества. Единицы требуют правды и высказываются, большинство предпочитает помалкивать, осуждая первых за раскачивание лодки. Ларин в конце концов сдался – она понимала его: беременная жена, зарплата никудышная, взятки дают прямо в руки и при этом нагло смеются – мол, не возьмешь, найдется кто посговорчивее.

«Последней инициативой депутата Севостьянова стал законопроект о финансовой безопасности российских граждан. Растущее благосостояние населения притягивает нечистых дельцов, которые путем различных афер, махинаций обманом пытаются завладеть законно заработанными…» – девица с ярко накрашенными, пухлыми, будто надутыми насосом, губами срывающимся голосом продолжала репортаж. Позади нее то и дело проезжали иномарки стоимостью сотни тысяч долларов, при этом некоторые недвусмысленно сигналили. Камера взяла общий план, и учителя получили возможность оценить длину ее черной траурной мини-юбки.

«Песчинская рано или поздно ошибется» – Комарова знала это абсолютно точно. Так случилось с шестерыми ее предшественниками за двадцать пять лет. Эльвира руководила третий год, перевернув вверх дном учебный процесс, превратив спонсоров в главных советчиков относительно важнейших школьных решений и, разумеется, попав к ним в кабалу.

– А теперь что касается футбольного матча, – Эльвира Анатольевна сделала паузу, взглянула в окно, откуда ей был виден кусок школьного стадиона, лавки которого перед уроками оккупировала стайка курящих старшеклассников.

Надежда Петровна подняла голову, уголки ее губ тронула едва заметная улыбка. Она чувствовала, этот чертов самый прекрасный футбольный матч в мире, который никогда не покажут по телевизору, обойдется Эльвире слишком дорого.

Учителя напряглись. Валерик, сидевший крайним возле входной двери (из-за своего роста), втянул голову в плечи, и все равно его лысая коричневая макушка была видна с любой точки кабинета.

Все уже знали, что произошло, но какие будут приняты меры, а они, разумеется, должны быть приняты, – только догадывались. Каждый благодарил провидение, что не оказался на том злополучном матче.

– Все знают, произошло ЧП. Один из учеников был жестоко избит, потерял сознание. Один из лучших учеников школы – это я хочу особо отметить. Расследование обстоятельств происшествия показало, что организация футбольного матча была проведена на крайне низком уровне, – она держала в руках красную папку с надписью «Оргвыводы», помахивая ею с увеличивающейся амплитудой. В конце концов она бросила ее со всего размаха на стол, визгливый голос сорвался: – Вы вообще охренели? Успенского чуть не убили, и никто за него не вступился! Никто! – Глаза ее пылали.

Комарова выпрямилась. Будь у нее возможность, она бы сняла происходящее на видео, чтобы потом… но судя по всему, этого не потребуется.

– Ларин! – Эльвира схватила со стола перламутровую ручку с золотым пером, сверкнувшим в лучах утреннего солнца, всем показалось – мгновение спустя она метнет эту ручку, словно охотничий дротик, в Ларина, чтобы пригвоздить того к стулу. – Вы там были! Вы сидели на противоположной трибуне и не приняли мер! Более того. – Ее лицо исказила гримаса, и Евгений Рябов, учитель биологии, покосился в сторону графина, стоящего на небольшом столике прямо у него за спиной, возле широкого окна с пышными алоказиями. – Вы!.. Даже не знаю, как это назвать, вы… делали ставки, пока избивали Успенского!

Она обвела мутным взглядом коллектив, но никто не поднял лица.

– Семьдесят тысяч, – в повисшей тишине Ларин произнес абсолютно спокойным голосом.

– Что семьдесят тысяч? – хрипло спросила Эльвира.