– Он доказал, что… наша Вселенная – это трехмерная сфера. То есть… если трехмерная поверхность в чем-то похожа на сферу, то ее можно расправить в сферу. Вот видишь эту неровную кольцевую дорогу? Она то подымается, то опускается, виляет туда-сюда, то есть чем-то похожа на трехмерную поверхность. И вот из этой Кольцевой автодороги с помощью некоторых манипуляций можно получить целую вселенную. И наоборот.
– Бог мой! – вскричал Расул и даже притормозил. – Вот так просто? МКАД – это вселенная?
– Да, – кивнул Ларин. – Так и есть. С некоторыми допущениями.
– ГИБДД имеешь в виду?
– Точно, – рассмеялся Ларин. Они уже миновали развязку и катили по городу. Расул не умолкал, новое знание потрясло его, и теперь он строил фантастические предположения, от которых у Ларина кружилась голова.
«Слава Аллаху, нет пробок», – подумал Ларин, когда они подъехали к месту назначения. Он расплатился наличными, дал сверху на чай и еле вышел, Расул хватал его за рукав, начиная выдавать новые порции умозаключений.
– Будь здоров! – сказал Ларин, захлопывая дверь.
– Приеду домой, куплю учебник математики! – заявил Расул ему вслед. – Чувствую, следующий миллион мой!
– Перельман. Покупай Перельмана, – искренне посоветовал Ларин и зашагал к дому.
Проходя мимо пункта приема вторсырья, где постоянно толпились личности отталкивающей наружности, с тележками, сумками, ржавыми детскими колясками, набитыми хламом выше человеческого роста, боковым зрением он увидел того человека… того математика, о котором рассказывал ему Скоков… Как его звать? Ларин попытался вспомнить. Мистер, кажется. Цветной. Какого цвета? Как и картон, который он тащил на своей тележке… да! Коричневый, точно. Браун. Мистер Браун.
Ларин притормозил. И, хотя он жутко торопился домой, чтобы вывезти семью и еще успеть в школу до шести вечера, благо у него сегодня было всего два урока и глаза слипались от недосыпа, все же странный человек по имени или кличке Браун заставил его свернуть с дороги.
Ларин прошел мимо трех мужиков в грязных, покрытых масляными пятнами робах. Возле них лежали трубы и куски металла, судя по всему, латунь. Где-то срезали. Мистер Браун, кажется, скрылся за шаткой дверью под огромной вывеской с зелеными буквами: «Пункт приема вторичного сырья. Раздельный сбор отходов». А ниже приписка: «Принимаем дорого: макулатуру, картон, пленку, бутылку, металл».
Ларин вошел внутрь. Здесь было темновато. Справа висел информационный стенд с правилами приема и ценами на вторсырье. Прямо напротив входа располагался широкий металлический прилавок, на который сдатчики выгружали сырье, рядом стояли старые промышленные весы и маленькая ваза в виде желтого утенка с красными губами, из которой торчал пожухлый букетик анютиных глазок.
«Романтично», – подумал Ларин, вдыхая атмосферу ларька. Здесь пахло всем сразу – мокрой лежалой бумагой, замусоленной ветошью, бензином, машинным маслом и металлической стружкой. Он вспомнил дедовский гараж: пока дед был жив, Дима прибегал к нему после уроков, чтобы вдохнуть тот самый запах, наполниться им доверху, чтобы потом мама всплескивала руками, оглядывая его замусоленную форму: «Опять у деда был! Я же тебе говорила, надевай сменку, если собрался к нему, как теперь это отстирать?!» И она показывала темные пятна, расплывшиеся на рукавах школьного пиджака.
Впрочем, масло, солидол, рифленые напильники, лобзик с вытертой ручкой, замотанной черной изолентой, удочки из бамбука, раскладывающиеся на несколько колен, бесчисленные крючки, грузила, леска, даже мопед – настоящий двухскоростной мопед «Рига-1» – все это мало привлекало его внимание. На полке, поросшей паутиной, слева от входа, за рыболовной сетью с натуральным, прогорклым запахом, бившим в ноздри почище ацетона, стоял ряд книг – и среди них «Занимательная арифметика» Якова Перельмана, его же «Живая математика», несколько томиков популярной физики и астрономии. Вот что привлекало внимание пуще других мелочей, за каждую из которых любой нормальный мальчишка продал бы душу.
И теперь, стоя в прохладном сумрачном помещении, Ларин видел на весах стопку книг, плотно стянутых шпагатом, топорщившиеся страницы с частями формул, пожелтевшую бумагу; ту самую бумагу – он вдохнул, и запах страниц из детства поднял в нем что-то невообразимо далекое, давно скрытое и забытое. Ползущий к вершине треугольника робот с двумя антеннами на кастрюлеобразной голове под сенью тропической пальмы – да, это был тот самый учебник, с которого началось его увлечение математикой.
«Черт возьми, – подумал Ларин, – как же так?!»
Он тронул мужчину, стоящего к нему полубоком, в серой вылинявшей куртке и таких же штанах. Волосы мужчины были всклокочены и торчали одновременно во все стороны, отчего он походил на Эммета Брауна из трилогии «Назад в будущее»: «Ни слова, ни слова, ни слова больше! Тихо! Эм, ты собираешь деньги в пользу организации „Юный спасатель“?»
– Что?! – повернулся к нему мужчина. – Ты что-то сказал?
Ларин смутился, хотя застать врасплох или смутить его было очень трудно. Глаза мужчины, смотревшего на него, сияли такой бесконечной, почти бездонной глубиной, что Ларин решил, будто его собеседник – слепой, но каким-то образом видит его, и видит гораздо лучше, отчетливее, нежели все зрячие, вместе взятые.