Анализ крови

Вуди кивнул, тряхнув кудрями.

– Ничья?

– Можно так сказать. Хотя в конце ты здорово меня прижал. Можно я приду снова и сыграю с тобой еще одну партию?

– Ага. – Он закрыл глаза.

– А теперь отдыхай.

К тому времени как я вышел из модуля и снял с себя хлопчатобумажный костюм, мальчик уже спал, приоткрыв рот и нежно посасывая мягкую подушку.

Глава 5

Утром на следующий день я ехал на восток по бульвару Сансет под небом, расчерченным тонкими полосками перистых облаков, и размышлял о снах, снившихся ночью – все тех же пугающих размытых образах, которые терзали меня с тех самых пор, как я впервые начал работать в онкологической клинике. Потребовался целый год, чтобы прогнать этих демонов, однако теперь я гадал, они уходили прочь или же просто таились в моем подсознании, готовые в любой момент появиться снова.

Рауль обитал в безумном мире, и я, помимо воли, посетовал на него за то, что он снова втянул меня в него.

Дети не должны болеть раком.

Никто не должен болеть раком.

Заболевания, относящиеся к владениям членистоногого-убийцы, представляли собой высшую степень гистологического предательства: тело терзало, уродовало, насиловало, убивало себя в неистовом пиршестве коварных обезумевших клеток.

Я вставил в магнитолу кассету в надежде на то, что мелодичные переливы гитары отвлекут мои мысли от пластиковых комнат, лысых детей и одного маленького мальчика с рыжими волосами и красноречивым взглядом «почему это случилось со мной?» в глазах. Однако у меня перед глазами стояло его лицо и лица всех тех больных детей, с кем мне пришлось иметь дело, вплетающиеся в арпеджио музыки, неуловимые, настойчивые, умоляющие о спасении…

Учитывая то, в каком настроении я пребывал, даже безвкусные рекламные плакаты, возвестившие о въезде в Голливуд, показались благословением.

Последнюю милю бульвара я проехал в подавленном настроении и, поставив «Севиль» на стоянке для персонала клиники, вошел в здание, опустив голову, чтобы отгородиться от любого вежливого общения.

Поднявшись пешком на четвертый этаж, на котором находилось онкологическое отделение, я направился по коридору и на полдороге услышал шум ссоры. Открытая дверь в палату модулей ламинарных воздушных потоков усиливала звук.

Рауль стоял спиной к модулям, вытаращив глаза и попеременно исторгая быстрые испанские ругательства и крича по-английски на группу из трех человек.

Беверли Лукас прижимала к груди сумочку, словно щит, который не оставался на одном месте, поскольку стиснувшие его руки тряслись. Она смотрела куда-то вдаль поверх облаченного в белый халат плеча Мелендес-Линча, всеми силами стараясь не задохнуться от гнева и унижения.

На широком лице Эллен Бекуит застыло изумленное, проникнутое ужасом выражение человека, застигнутого врасплох во время какого-то тайного запретного ритуала. Казалось, она была готова к покаянию, но не знала точно, в чем ее преступление.

Третьим слушателем был высокий растрепанный мужчина с вытянутым, как у гончей, лицом и раскосыми глубоко запавшими глазами. Под небрежно наброшенным расстегнутым белым халатом виднелись линялые джинсы и дешевая рубашка, когда-то считавшаяся «психоделической», но сейчас выглядевшая просто безвкусной. Ремень со здоровенной пряжкой в виде индейского вождя впивался в дряблый живот. Большие ступни заканчивались длинными цепкими пальцами. Я их увидел, потому что они, без носков, были засунуты в открытые шлепанцы. Бледное лицо было гладко выбрито. Тронутые сединой темно-русые волосы спадали до плеч. Ожерелье из ракушек обрамляло толстую шею, покрытую складками кожи.