Хотя, быть может, и в погоде тоже. За окном висит невнятная среднерусская весна. Разве это заслуживает названия «весна»? Колкий неуютный ветер, потемневшие, неаппетитно просевшие сугробы, подъедаемые тем, что гидрометцентр именует оттепелью. Оттепель! У них все, что выше нуля – оттепель. А по сути – пакость. По дорогам течет гадкая темная жижа, под вечер она подмерзнет, но симпатичнее не становится.
Глядеть не хочется. Гораздо приятнее глазу – и душе, душе! – картинка на рабочем столе ноутбука. Прозрачно аквамариновая вода, лазурный купол неба – крошечный остров кажется в этом обрамлении драгоценностью, сияющей из дорогой шкатулки. Сверкающе белые скалы, окаймленные темной зеленью оливковых рощ. Или, быть может, садов? Или просто заросли – пышные, густые, средиземноморские.
Мысли в голове – под стать этому уютному разноцветью – теплые, приятные, такие же сияющие, как средиземноморский островок посреди аквамариновых волн на мониторе.
Подумаешь, слякоть. Временное неудобство, на которое и внимания-то обращать не стоит.
Когда я отойду от дел… Черт побери, это даже звучит красиво: когда я отойду от дел! И буду жить на таком же сияющем острове. Или, быть может, мой остров будет поменьше? Мой остров… Ведь островов там, в этом аквамариновом раю, тысячи, есть и небольшие – такие, что вполне по карману одному владельцу. Все в этом мире можно купить. Были бы деньги. И не такие уж большие, к слову сказать. Не миллиарды. Миллиардов мне, при всем моем мастерстве, и за десять жизней не заработать. Да мне и не нужен миллиард.
Мысли о работе тоже приятны. Как всегда. У меня самая лучшая работа. Я люблю Охоту. Это ведь редкая удача – когда ты наслаждаешься тем, что делаешь, а тебе за это еще и деньги платят. И неплохие, надо сказать, деньги. Прямо сказать, такие мало кому достаются. Не считая тех, кто сидит на нефтяной трубе. Но их и считать не стоит. Неинтересно. Чтобы тебе хорошо платили, нужно немного – всего лишь стать лучшим в своем деле специалистом. Если ты – из лучших, уже не столь важно, где ты специализируешься: в финансовой аналитике, в искусстве, в архитектуре даже. Я не обладаю абсолютным слухом, мои рисовальные навыки также весьма скромны – их ровно столько, сколько может потребоваться в работе. Мне никогда не хотелось стоять на сцене или блистать на киноэкране, хотя в искусстве перевоплощения я понимаю получше многих нынешних актеров. Фигляры, петрушки, клоуны, кривляющиеся на потеху толпы. Им почему-то кажется, что они – над толпой, что они что-то там такое вершат. Дурачки.
Я специалист совсем иного рода. Специалист по смерти.
Пальцы дрогнули, на мониторе явилась табличка контекстного меню: вставить, удалить, создать… Нет-нет, создавать ничего не нужно. Никаких рабочих записей, разумеется. По крайней мере здесь и сейчас.
Хотя иногда бывает чертовски жаль, что нельзя никому рассказать о своей работе. Об охотничьем азарте, о ловушках, о преследовании ничего не подозревающей цели. Иногда хочется стороннего восторга, аплодисментов…
Только восторги эти вкупе с аплодисментами должны быть и впрямь очень, очень… сторонними. Приятно, когда тобой восхищаются. Но лишь – издалека.
Когда я отойду от дел… О нет, уж конечно, я не стану заводить семью – ничего, что может быть на нее похоже. Зачем? Мне и в собственном обществе очень неплохо. Это сейчас приходится иметь дело с другими людьми, а некоторых даже подпускать совсем близко. Будь моя воля… впрочем, что об этом думать. Так жизнь сложилась. Когда я отойду от дел, лучшее, что мне предстоит – одиночество.
Даже любовных связей заводить не стану. Так, быть может, периодические одномоментные приключения. Это может быть и забавно, и приятно. Но – связи? Боже упаси! Зачем они? Все эти многозначительные взгляды, именуемые «говорящими» – все об одном, в одних и тех же выражениях, какая скука! – все эти однообразные, якобы пылкие и «единственные» объятия – все они лишь попытки избавиться от страха перед одиночеством. Вполне бессмысленные, разумеется, попытки. Каждый умирает в одиночку. Мне ли не знать.
И как только ты познаешь эту, простую, в сущности, истину – наградой за понимание становится легкость. Никогда больше одиночество не станет тебя тяготить. Напротив – оно станет желанней, чем самый чуткий, самый страстный, самый нежный любовник. И слаще. О, насколько слаще!
Сейчас пока о подлинном одиночестве можно лишь мечтать. Но когда-нибудь я его получу. Только я и… я. Вот так вот.
Да, это будет прекрасно: наслаждаться жизнью на средиземноморском – своем собственном! – острове и писать мемуары. Их ведь можно издать и анонимно. И назвать… ну, скажем, «Все мои смерти». Да, именно так: «Все мои смерти. Исповедь киллера». То-то будет бестселлер!
О да, мне есть что рассказать.
Иногда я гляжу в зеркало и говорю «ты» собственному отражению. Не себе! Та тень за стеклом – разве это я? Нет, конечно же, нет. Я – это я, а тень – всегда разная. Сколько раз проверено. Там, за стеклом – целая толпа самых разных людей: мужчины и женщины, юноши – почти мальчики – и старухи – из тех, про кого говорят, что им на кладбище уже прогулы ставят. Если понадобится, я создам еще кого-то. Да хоть десяток. Но разве эти персонажи в зеркале – я? Глупо считать их мной. Они просто мои безотказные помощники, продукт пройденных когда-то театральных курсов. Тогда это было чистым развлечением. Так забавно: капелька грима, подходящий «маскарадный» костюм, немного сгорбиться или наоборот, расправить плечи, и вот ты уже превращаешься в совсем другого человека. Очень забавно. Мне, правда, быстро наскучило, а повторять тот давний опыт сейчас было бы, пожалуй, неосторожно. Впрочем, главное везде и всегда сосредоточено в самых первых занятиях, остальное зависит только от тебя. Потом, годы спустя, то, что казалось забавой, стало полезным. Очень полезным. На других ведь нельзя полагаться. Опасно. А мне и не нужны никакие «другие», вон у меня их сколько – помощников.
Расписной пуховик – апофеоз безвкусицы – на шесть размеров больше, чем требуется, под ним дутая жилетка, на ногах жуткие сапоги с вьетнамского рынка (очень удачно приобретенным несколько лет назад, один взгляд на эти чоботы говорит об их «владелице» больше полутора килограммов любого грима), на голове вульгарный платок в «народном» стиле – таких теток на каждом рынке десяток. Изумительная тетка получилась! Даже здоровенные темные очки (необходимая деталь) не портят образа: такие вот простоватые бабы очень склонны к дешевому «шику». Нацепит очки а ля какая-нибудь голливудская звезда – и кажется ей, что она и сама… тоже… звезда. Я эту тетку почти люблю. Хотя жить ей осталось совсем немного. Может, еще разок она появится, а может, и сразу «в сундук». В «сундуке» (хотя никакой это, конечно, не сундук, а целая комната), как марионетки кукловода, хранятся все мои помощники.
Нынешняя Охота обещает быть простой: старик, наследство, нежелательная персона возле, всего-то и надо, что эту нежелательную персону ликвидировать, а стрелки на дачных соседей перевести. Элементарнее, чем фигу из трех пальцев сложить: пожар в дачном поселке со смертельным исходом. И – как вишенка на торте – специально для пожарного дознавателя, если он вдруг дотошным окажется – след к соседскому участку. Этот заказ ни сил, ни времени много не займет. Это одна из причин, почему я люблю Охотиться в своем городе. Не главная. Главная – острота ощущений. Потому что, как ни крути, работать там, где тебя знают, это дополнительный риск. Но я и правда люблю двойственность.
Для мемуаров будущий дачный пожар не пойдет, конечно. Тупо, неизящно, почти банально. Впрочем, «все мои смерти» в гипотетическом заглавии гипотетических мемуаров – это ведь условность. Почему непременно «все»? Фигура речи, не более. Некоторые. Самые лучшие, самые изощренные, самые виртуозные.