Похоже, уходящий сентябрь был вовсе не рад тому, что скоро его место займет второй из вечно хмурой троицы осенних братьев месяцев. Свое недовольство он уже третий день подряд выплескивал на улицы Среднегорска, отчего те тут и там покрылись глубокими лужами, наглядно демонстрирующими неровности асфальтового покрытия. Проезжая по этим лужам, автомобили разбрасывали во все стороны потоки серых холодных брызг, заставляя передвигающихся пешком неудачников жаться в стороны или отскакивать с тротуара в грязный, расплывшийся газон, лишь бы не быть облитыми с головы до ног. Испытав по дороге не очень пристойное, но тем не менее приятное ощущение превосходства над пешеходами, Илья нашел свободное место для парковки недалеко от шлагбаума и заглушил двигатель. Дождь, с утра еще довольно сильный, превратился в мелкую изморось, а на небе Лунин заметил первые за несколько дней, еще пока совсем небольшие просветы, намекающие на то, что, возможно, через часок-другой если не на земле, то в небе над городом станет сухо.
Открыв дверцу автомобиля, Лунин моментально превратился в пешехода. Во всяком случае, ноги он промочил быстрее, чем успел сделать первый шаг, не глядя соскочив прямо в глубокую лужу. Илья стремительно выпрыгнул из воды на относительно сухое место, но было уже поздно. Мокрые, мгновенно ставшие ледяными носки липли к ногам, а изрядно потяжелевшие летние, не по сезону туфли при каждом шаге издавали мерзкие чавкающие звуки. Унылым вздохом Лунин подавил в себе желание вновь сесть в машину и поехать домой переобуться и, подняв воротник куртки, прошел через открытую калитку на территорию больницы.
Веретенников, как и договаривались, ждал его за главным корпусом. Укрывшись под большим черным зонтом от уже почти прекратившегося дождя, он неподвижно стоял, глядя на недавно построенную небольшую часовню, украсившую унылый двор лечебного учреждения. На приближение Лунина Веретенников никак не отреагировал, а сам Илья почему-то не решился окликнуть его. Некоторое время он разглядывал изображенное на стене часовни лицо бородатого человека с грустными, полными страдания глазами. Солнце, три дня предпочитавшее прятаться за серыми, закрывшими все небо шторами туч, неожиданно решило напомнить о своем существовании и выпустило робкий пробный луч, угодив им прямо в позолоченный покрытый каплями дождя купол часовни. Венчающий купол, тоже позолоченный, крест блеснул в этом луче, ударив отраженным светом прямо в лицо Лунину.
— А вы верите в Бога, господин следователь?
Илья вздрогнул от неожиданности. Веретенников резко повернулся и теперь смотрел прямо ему в глаза.
— Знаете, как-то не думал на эту тему, — смутился Лунин, — повода не было. А вы?
— Я? — Одна половина лица Веретенникова дрогнула в отдаленном подобии улыбки, другая осталась неподвижной. — Именно на эту тему я и размышляю последнее время. У меня-то повод, наверно, есть. Даже два! — Он вновь отвернулся от Ильи и уставился на купол часовни. — Первый — это то, что моя семья погибла. И второй — то, что я остался жить. Как вы думаете, господин следователь, это поводы для чего: чтобы уверовать в Господа или для того, чтобы окончательно убедиться в его отсутствии?
Илья знал, что существуют вопросы, лучшим ответом на которые является молчание. По его мнению, вопрос, заданный стоящим под зонтом человеком, относился как раз к такой категории.
— Вы не задумывались, почему мысли о Боге приходят людям в голову именно в то время, когда им плохо, точнее, очень плохо. Когда рушится их привычный мирок или когда они теряют кого-то из близких? Почему люди в большинстве своем не думают о Боге тогда, когда у них все хорошо? Вам не кажется это странным?
Илья закатил глаза к небу и пробормотал:
— Дождь кончился, можно закрыть зонт.
— А что, это интересная гипотеза, — усмехнулся Веретенников, — то есть вы полагаете, что люди используют религию как зонт, когда они насквозь мокрые и дрожат от холода, а когда дождя нет, этот зонт может, всеми забытый, валяться на заднем сиденье автомобиля?
— Да я, собственно, ничего такого и не утверждал, — слова про зонт на заднем сиденье пробудили в памяти Лунина обрывки старых, неприятных ему воспоминаний, — хотя, почему бы и нет?
— Скажем так, подобный утилитарный подход, по моему мнению, может показаться обидным. Вон ему, — Веретенников кивнул на грустно взирающий на них лик, — хотя, если уж он терпит все эти кресты…
— Кресты? А что с ними не так? — не удержался Лунин, никогда не предполагавший, что его может заинтересовать подобная тема для разговора.
— Ну как, что? — Веретенников закрыл зонт и теперь стоял, опираясь на рукоятку, как на трость. — Если вы помните, то именно на кресте он умер.
— Ну да. — Религиозные познания Ильи были невелики, но с последним утверждением собеседника он был абсолютно согласен.
— Да, — задумчиво повторил Андрей, — и вот везде, на наших церквях, на наших шеях кресты. Вы думаете, это нормально? А что, если бы ему отрубили голову? Палач топором на эшафоте. Мы бы тогда поклонялись топору или, быть может, эшафоту? Вам не кажется странным, что мы поклоняемся символу смерти?
— Так он же потом вроде как, — замялся Илья, чувствуя, что запас его познаний фактически исчерпан, — ну, ожил.
— Это случилось уже через несколько дней после того, как его с креста сняли, — поморщился Веретенников, — я вижу, Библию вы давненько не перечитывали. Я, признаться, тоже, а вот за последний месяц времени много было, перечел, знаете ли, даже и Ветхий Завет осилил. Скажу так, весьма занимательно, есть над чем поразмыслить. Будет время, рекомендую.
ebooksa