Шоссе в никуда

— Он сказал мне, — Лунин неодобрительно покачал головой, — что дочь Косарева, перед тем, как убить, изнасиловали. Но на теле вашей дочери, Светланы, — поправился Лунин, — следов сексуального насилия не было. Конечно, это могло быть бредом умирающего, который и раньше был не очень адекватен, а после того, как ему пробили голову, вообще умом двинулся, и тем не менее эти слова заставили меня задуматься. А что, если была убита еще одна семья? Какая-то абстрактная другая семья, без всякой привязки к нападению на вас. В нашем регионе ничего подобного не происходило, и тогда, — Лунин с улыбкой взглянул на сидящего у камина человека, — я стал искать дальше. Недавно я получил ответ из Москвы на свой запрос о том, что целая семья пропала без вести, ну а когда я увидел фотографию Алины, все встало на свои места. Как говорят, пазл сошелся.

— Вот оно как получается, — задумчиво пробормотал Веретенников, — все зло от фотографий. С них все началось, ими и кончилось.

— У меня, если честно, к вам один вопрос есть. Вы, конечно, можете не отвечать, но раз уж у нас с вами такой разговор доверительный…

— Вы спрашивайте, там видно будет, — отозвался Веретенников.

— А где сами Косаревы? Ведь ни тел, ни машины.

— А я и не знаю, — пожал плечами Веретенников, — там же сразу за рекой, на том берегу, Шемякинские болота, в них не то что БМВ, в них КамАЗ утопить можно, и никто никогда не отыщет. Но точное место только Рыбин, наверное, знает. А что, он сам показать вам не хочет?

— Да я его еще и не спрашивал, — признался Лунин, — сразу к вам поспешил. Уж очень интересно из первых уст, так сказать, все услышать.

— Ну вот, вы, считай, все и услышали. Что еще осталось, сама поездка?

— Поездка, — кивнул Лунин, — и остановка у реки на отдых.

— А чего там рассказывать, — вновь отвернулся к огню Веретенников, — ехалось хорошо, дороги сейчас неплохие стали, не то что раньше. Местечко это для отдыха я давно присмотрел. Там ведь несколько съездов к реке, но этот самый неудобный, туда только на внедорожнике забраться можно, да и место так себе. Вид на реку кусты закрывают, а к воде нет спуска. Хорошее место, тихое. Остановились, развели костерок. А дальше…

Веретенников встал и, тяжело опираясь рукой на портал камина, застыл, молча глядя на играющие языки пламени. Илья сунул руку в левый карман пиджака, в котором лежали наручники. Это нехитрое приспособление Лунин, после возвращения из Засольска, возил всегда в бардачке машины на всякий случай, вдруг пригодятся. И вот сейчас как раз тот самый случай настал.

— Постоял я у этого костерка, в огонь посмотрел, — вновь заговорил Веретенников, — а потом понял, что зря теряю время. Эти две дуры вообще ничего не поняли, ой, смеются, зачем ты дождевик надеваешь, дождя ведь нет никакого. Недолго, правда, они посмеялись, ничего так все вышло, даже проще, чем я думал. Потом труднее было. Те два ножа первых, я там возле них и бросил, дождевик снял, перчатки, они же в крови были, в их крови. Сжег все в костре, целлофан он же мигом сгорает. Пошел к машине, достал еще один нож, коньяка выпил для храбрости… Первый раз, когда себя по руке полоснул, не так уж и больно показалось. Может, от коньяка, а может, эйфория была такая, что все получилось, что назад уже ничего вернуть нельзя. А вот когда я себя ножиком в живот ткнул, вот тогда-то я боль и почувствовал, аж нож выронил, не знаю даже, как духу хватило второй раз ударить.

— А что, сами себя убить не боялись? — полюбопытствовал Лунин.

— Как сказать, наверно, боялся, — пожал плечами Веретенников, — но я этот вопрос хорошо проработал, даже у одного хирурга консультировался. Живот ведь у человека такая штука хитро устроенная, если брюшную аорту не перебить, то часов шесть-семь точно протянешь. Я ж как думал, ножиком себя ткну пару раз, затем службу спасения вызову. Они через полчаса приедут, и все. А тут так вышло неудачно, из живота кровища ливанула, я растерялся, руки прижал, рану закрыть пытаюсь, весь в крови обляпался. Потом про телефон вспомнил, достал кое-как. Пока доставал, весь его в крови извазюкал. Он меня не узнает по отпечатку, все же заляпано, стал пароль вводить, так тоже экран в кровище, руки тоже, в итоге телефон вообще заблокировался. Вот тут-то мне страшно стало.

— Так ведь в машине еще кнопка вызова есть, — напомнил Лунин.

— Есть, только я так растерялся, что вчистую забыл про нее. Смотрю, кровь из меня льет, и я прям чувствую, как жизнь из меня выходит понемногу. Кое-как отпечатки свои с ножа стер, чувствую, все, сил нет больше. Думал на дорогу выйти, чтоб проезжающие увидели. Пару шагов сделал, ноги подогнулись, и я отрубился полностью. Очнулся, все как в тумане, вижу, машина стоит какая-то недалеко, а я даже крикнуть им не могу.

— Да уж, — Илья достал из кармана наручники, — у меня, если честно, все это в голове не очень укладывается. Как вы только додуматься до такого смогли.

— А чего там думать? — отозвался, не оборачиваясь, Веретенников. — Я хотел их наказать всех разом, как видите, получилось.

— Не слишком жестокое наказание вышло?

— Нормально. Я жил ради своей семьи, а оказалось, что никакой семьи у меня не было. Так что все по-честному, они мне жизнь разрушили, а я им.