Именинница

— Ты прав, это была я.

Тут Свен оторвал взгляд от пола, а Гренс еще раз стукнул кулаком в стену.

— Ты, Марианна?

— Да, и это у меня роман с Вильсоном.

В камере нависла тишина.

Мертвая.

Несмотря на то, что все трое тяжело дышали.

— Я не понял… ты и Вильсон?

— Да.

— И это ты и он…

— Да.

В этой камере, как и в остальных, возле койки стояла вмурованная в пол табуретка. Возле нее Гренс и опустился на пол. Сник.

— Так… так вот что стояло за твоей ложью, фальшивыми записями в журнале и странными прогулками?

— Да.

Теперь уже не только кулак и костяшки пальцев, Гренс был готов всем своим телом броситься на стену, но его удержали.

Уфф… — именно так это ощущалось.

— Ну, я бы сказал… это просто замечательно, Хермансон! Что ты кого-то наконец себе нашла, я имею в виду. Рад за тебя и за Вильсона. С другой стороны, Марианна, он же твой непосредственный начальник. Как же так? И вы работаете в одном и том же отделении. Теперь один из вас должен уйти, таковы правила. Или вы об этом не знали?

— Думаешь, это между нами не обсуждалось?

Вмурованная в пол табуретка была жесткой и холодной. Кроме того, комиссар не мог как следует к ней прислониться, поэтому вскоре спина стала болеть. Но Гренс все еще не находил в себе силы подняться. Он попросил Марианну и Свена выйти из камеры и подождать его возле вахты и остался наедине со своими мыслями.

Так что там говорила Хермансон? Что это их последнее совместное расследование. А ведь она, в отличие от самого Гренса, никогда не бросала слов на ветер.