Психиатр несколько секунд помолчала. И тут вдруг взгляд ее сверкнул, как лезвие ножа.
– В какой-то момент я подумала,
– Что вас заставило так подумать?
Габриэла помедлила.
– Маршассон начал изворачиваться и вилять… Совсем как вначале, когда ему предъявили обвинение в изнасиловании. И начал требовать снотворные. Стоило мне заговорить о сне, как он выходил из себя.
– И вам ни на миг не пришло в голову предупредить полицию? – резко спросила Циглер.
– Зачем? – спросила Габриэла, поочередно вглядываясь в них. – Это был не сон, правильно?
На этот раз вид у нее был растерянный.
– Я намеревалась это сделать, – принялась оправдываться она, – только…
– Только такие люди, как вы, не доверяют сыщикам, жандармам и даже судьям, – сказала Циглер. – Они считают, что мы нужны только для того, чтобы наказывать, бить и сажать в тюрьму. А ведь любой правонарушитель имеет право на свой шанс: второй, третий, десятый или двадцатый. Хуже того, ведь кто-то действительно невиновный запросто может быть принесен в жертву во имя этой вашей… идеологии.
Голос Циглер пробирал, как струйка ледяной воды. Сервас заметил, что психиатр вздрогнула, как чистокровная кобыла, которую пришпорили.
– Можно подумать, что полиция в этой стране всегда была без предрассудков, без расизма и без идеологии, – усмехнулась она. – Уж кому-кому, а не вам…
– Нам нужны все записи бесед с Маршассоном, – перебил ее Сервас, – и все заметки, сделанные вами по ходу бесед. Называл ли он еще кого-нибудь во время сеансов, упоминал ли о знакомствах, встречах или местах – нам надо знать все. И как можно скорее.
– Я точно не помню, – ответила Габриэла, – но просмотрю все, что у меня есть. А вам пока следовало бы послушать еще одного человека.
– Кого? – спросила Циглер.
– Жильдаса Делайе, учителя.
46
– Эти мальчишки внушали вам страх, Жильдас?
– Да.
Голос Делайе был тверд, но в нем слышалась тревога.