Долина

– В один прекрасный день он вернулся домой из лицея, ворвался в комнату сестры и задушил ее. Просто так… без всякой причины. Никто не знал, что на него нашло. Психиатры сошлись во мнении, что это был «острый приступ бреда», как подобные состояния называются во французской нозографии[24]. «Учебник диагностики и статистики умственных расстройств» Американской ассоциации психиатров говорит о «кратком психотическом расстройстве». «Приступам бреда» подвержены в основном подростки или очень молодые люди без психиатрических диагнозов в анамнезе. Начинается приступ неожиданно и остро: его обычно называют «гром среди ясного неба». Он полностью разрывает связи сознания с предыдущим состоянием и может наступить в любой момент, без всякого пускового механизма, каким обычно выступает стресс или депрессия. Короче, может поразить любого «на пустом месте», без предыдущих проявлений. Страшно, если вдуматься, правда?

Она выпустила дым прямо в сторону Серваса, и тот зажал нос.

– И никакой интоксикации: в свое время в его крови не обнаружили ни следов медикаментов, ни алкоголя, ни наркотиков. Никаких проявлений ранее. Никаких «предвестников». Ничего.

Она стряхнула маленькое облачко пепла в пепельницу, такую же золоченую, как шкатулка с сигаретами.

– У него это так и начиналось… Он говорил, что ему вдруг «непреодолимо захотелось убить сестру». Он ее очень любил, но ему хотелось испытать, каково это: убить человека. А в его окружении она оказалась таким человеком, которого легче всех можно убить.

Сервас не без дрожи вспомнил светловолосого парня, которого видел в лесу. Тем вечером он мог показаться кем угодно, но только не «больным без психиатрических диагнозов в анамнезе».

– Он ссылался на тон ее голоса, на скверный запах в ее комнате. Психотический бред, как правило, бессвязен, но очень богато расцвечен всяческими галлюцинациями: звуками, запахами, ощущениями… Погружение в бред обычно полное.

При этих словах она оглядела полицейских одного за другим.

– Мозг все еще во многом «черный ящик», загадка, как говорят о нем нейрофизиологи… и, несомненно, сложнейшая в мире система. Всего полтора килограмма весом, но включает в себя сто миллиардов нейронов и десять миллионов миллиардов нейронных связей. Что касается наших воспоминаний, то мы их не откладываем про запас, мы их непрерывно заново выдумываем. На самом деле нарушения функций мозга обходятся человечеству намного дороже, чем рак или кардиоваскулярные нарушения.

Она переводила взгляд с Циглер на Серваса, и тот вдруг снова почувствовал легкую дрожь, пробежавшую по шее и затылку. Эта женщина наводила на мысли о какой-нибудь рептилии или об акуле, словом, о существе с холодной кровью. Но тем не менее он вынужден был признать, что в ней есть обаяние, даже обольстительность. Ирен закрыла блокнот, куда заносила заметки, и встала.

– Если у нас возникнут еще вопросы, мы можем вам позвонить?

Психиатр сдержанно кивнула. Потом с улыбкой повернулась к Сервасу:

– Вы уверены, что вам больше не хочется закурить?

Оказывается, она его раскрыла, расшифровала. Они в последний раз прошли мимо картин, и Мартен задержал на них взгляд. Художник обладал почти фотографической точностью и чувством детали.

– Какое мастерство, а? – раздался у него за спиной голос Габриэлы Драгоман. – Кирос Христофорос – гений. Но его картины невероятно дороги.

Сервас ничего не ответил. Современным искусством он не увлекался. Но, глядя на эти болезненные полотна, он испытывал тягостное чувство тревоги.

– Ну, и как это понимать? – спросила Циглер, когда они спускались по бетонным ступеням. – Я же просила тебя не вмешиваться, а ты вылез с фотографией. Какого черта, Мартен?

– Что ты обо всем этом думаешь? – спросил он, не обращая внимания на выговор.

Небо над ними заволокло облаками, где-то далеко погромыхивал гром.

– О Тимотэ или о ней? Она умна, уверена в себе, дерзка и расчетлива… но чокнутая какая-то… И ей плевать и на правосудие, и на все жертвы, вместе взятые.