Перепуганный Ырысбек отскочил к Зибаш, сидевшей у печки.
— Тетя не слушается, бегает от меня, — виновато сказала Тоштан.
— Ага, этот суп поставили для меня? — спросила Бубитай, заметив тостаган Ырысбека.
— Для тебя поставлен, для тебя. Ешь, Бубитай, — торопливо сказал Ырысбек.
Бубитай набросилась на суп, жадно его глотала, опасливо косясь по сторонам, словно кто-то мог отнять ее добычу.
— Тоштан, детка, иди сюда, покушай, — сказала моя мама и протянула девочке ложку.
Тоштан с неменьшей голодной поспешностью хлебала суп, отвечая на вопросы женщин.
— Ты не боишься оставаться с тетей вдвоем? — спросила моя мама.
— Вначале боялась, теперь не боюсь.
— А она слушается тебя?
— Если не слушается, я бью ее хворостинкой. А когда ложимся спать, связываю тете руки.
— Свет мой, зачем? — ужаснулась Калипа.
— Иначе она задушит меня. Примет за кого-то другого и задушит. Так уже было два раза.
Бубитай выскребла ложкой остатки лапши, поплевала по сторонам, бормоча какие-то заклинания, поднялась и, ни на кого не глядя, наступая на ноги сидящим, направилась к дверям.
Тоштан тоже встала и пошла за Бубитай. На пороге она задержалась и сказала с мольбой моей маме:
— Апа, можно я немного поработаю на току? А то скоро зима, нам с тетей есть будет нечего.
— Конечно, свет мой, приходи, поработай. А колхоз вам с тетей поможет как семье фронтовика.
Тоштан благодарно улыбнулась и скрылась за дверью. В комнате установилась тягостная тишина.
— Ну и напугала меня Бубитай, страшней, чем на фронте, — засмеялся Ырысбек, старясь развеселить гостей.
Но его шутку не поддержали. Женщины угрюмо молчали.