Дикая яблоня

— Ну, как вы тут без меня? Дети здоровы? Волки не беспокоили?

Оказывается, волки не беспокоили. Дети здоровы, только вот скучали по нему.

После ужина он и Айша уложили детей в постель и начали подсчитывать деньги. Кусен шарил по карманам, за пазухой, за голенищами сапог, извлекая мятые рубли и трешки, укладывал стопкой перед Айшой.

— А вот еще!.. А, еще одна, — приговаривал Кусен, радуясь каждой рублевке, не замечая, как постепенно расстраивается жена.

Когда подсчет закончился, Кусен обескураженно потер лоб: выходило, что этой суммы хватит только на то, чтобы запастись на два месяца чаем, мылом и прочими мелочами.

— Что же ты и это не роздал людям? Небось оттянуло карманы? — съязвила Айша и ну его бранить. Уж как только она его не ругала!

— Да будет тебе! Разве и это малые деньги? — пробормотал Кусен, но более перечить не стал.

Он знал по опыту, как надо себя держать с разбушевавшейся Айшой, — лег на бок, лицом к стене. И этот нехитрый тактический ход обычно заканчивался его победой. Так было и сейчас. Наговорившись вдоволь, Айша умолкла и занялась домашними делами.

А Кусен с открытыми глазами размышлял потихоньку. «Как же это так получилось? Не мог же я раздать все деньги? Их было столько, что самому не сосчитать», — спрашивал он себя. И не находил ответа, только удивлялся, прищелкивая языком. Потом ему стало жаль пущенных по ветру денег.

«На эти деньги можно было купить легковую машину. Такую, как у Бисултана. Ну, может, не совсем такую, а немного поменьше», — сказал он себе.

Что же это выходило? У других чабанов машины и красивые дома, построенные на центральной усадьбе. Билиспай вот-вот, наверное, купит себе машину, а у него ничего, кроме одежды. «И как это они умудряются копить деньги? Вот я попробовал, и ничего не получается», — подумал он ревниво. И тут его осенило, что они отказывают себе в простых удовольствиях, что они не могут доставить приятное и себе и другим людям, как было у него в эти три дня. Он вспомнил счастливые лица родичей, когда те получали его подарки, и успокоился.

«Да ну их, машины, красивые дома. С голода мы не помрем, значит, и сетовать нечего. Зато я угощал людей, и они меня угощали. А что еще важнее этого? Пожалуй, нет ничего важнее», — решил он про себя.

После этого ему стало хорошо, покойно. К нему под бок подкатился во сне меньший сын, он погладил его по оголившемуся животу и лег на спину. Только теперь он заметил, как устал от трехдневной попойки.

«Да, в другой раз получать деньги поедет Айша», — решил он окончательно.

— Айша, когда конь остынет, покорми его! — сказал он громко, чувствуя, что еще немного — и он провалится в сон.

За стенами задул порывистый ветер, загудел, заиграл тундуком[4], напоминая о том, что настал ноябрь.

Ноздри Кусена улавливали еще кисловатый запах овечьей шерсти, едкий дымок тлеющего кизяка.

— Разденься, ложись как следует, — услышал он голос жены. Айша наклонилась над ним, слегка потянула за нос. — Ишь, подстригся и бороду сбрил. Совсем молодым вернулся, — добавила она с лукавой усмешкой.

Кусен вяло разделся, рухнул в постель. Его слух воспринимал звуки, долетавшие снаружи: он слышал, как фыркают, переступая копытцами, в кошаре овцы, как в отдалении лают собаки. А вот донесся и протяжный певучий голос жены:

— Ай-о-у!