— Потом не говори, что я не предупреждал!
Он ударил пятками своего жеребчика и ускакал за холмы.
— Мы еще посмотрим, кому раскаиваться! — крикнул Кусен вслед.
Тургали, конечно, уже не слышал, но Кусен не мог сразу остановиться, в нем все так и кипело.
— Ну и сумасшедший! Пьяный, наверное, не иначе, — пробормотал Кусен, успокаивая себя.
От кого-то он слышал, что Тургали сидел в тюрьме за свой буйный характер. Будто бы избил одного человека и за это попал за решетку. Вспомнив такое, Кусен малость струхнул и подумал, а не перегнать ли овец на другое место. Дьявол с ним, с таким сумасшедшим, но потом в нем зашевелилось самолюбие. Вроде бы негоже джигиту отступать перед угрозой взбалмошного человека. И к тому же в душе Кусен надеялся, что Тургали действительно пьян и, проспавшись, забудет о своих словах.
Тут он увидел, как бочком-бочком откалывается от отары баран с обломанным рогом. Вот уж где можно было отвести душу.
— Эй, ты! Безрогий! — яростно заругался Кусен. — Почему не пасешься, как все, а? А ну вернись, бес безрогий! Сейчас же вернись! Или хочешь плети, а?
Но баран будто не слышал окриков, и Кусену пришлось пришпорить Рыжего.
Солнце вышло в зенит, залило мягким осенним теплом серые степные травы, словно стараясь впрок прогреть эту бескрайнюю, но беспомощную степь.
Овцы насытились, отяжелели от обильной пока что еды, побрели в тень, в заросли чия.
«Пусть отдохнут. К обеду погоню на водопой, а уж оттуда в кошару», — подумал Кусен в промежутке между своими думами.
Он снова пристроился на холме. А на других холмах так же сидели другие чабаны, и каждый со своими думами. Издали они казались ему застывшими каменными бабами, которых время навечно рассыпало по степи.
Сейчас он думал о том, как велик мир, распростершийся перед ним, и дивился этому. А вдоль горизонта полз поезд, попыхивал клубами дыма. А в вагончиках сидели люди. И много таких поездов ползает из стороны в сторону, пока Кусен сидит на холме.
Иногда он бывает у железнодорожного разъезда, покупает чай, сахар или еще что-нибудь необходимое. Тогда он смотрит на людей, на платформы, стараясь представить те края, куда бегут поезда. «Почему это так? Один состав, груженный лесом, углем идет на запад, и такой же состав, груженный тем же, идет на восток? Что же это, недоразумение или так положено? — спрашивает он себя. — Видно, никто не знает этого. Много на свете вещей, которых мы не знаем», — заключает Кусен.
Казалось, за войну он перевидел все, вернулся бывалым человеком. Воевал, освобождал многие города, осознал огромность земли. До сих пор перед его глазами стоит смерть товарищей, казахских и русских джигитов. А вот спроси его, бывшего пулеметчика, как заряжал пулемет, он и не помнит.
Он услышал топот копыт и, приложив ладонь к глазам, всмотрелся в клубы пыли. К подножию скакал юный Боздак.
Еще не минуло года, как Боздак пришел на ферму, а уже завоевал уважение у старых людей своим трудолюбием. Кроме того, он нравился Кусену веселым, общительным нравом. Вдобавок ему льстило, с каким почтением относился к нему Боздак.
Может, потому, что сын Кусена приходился ему сверстником или еще по какой причине, только Боздак обращался к нему не иначе как с уважительным «ага».
Вот и сейчас он спросил, придержав коня:
ebooksa