— На кой черт тебе эта газета? Ты вычитаешь там про новое убийство на сексуальной почве, начнешь нервничать и дергаться и испортишь весь наш невинный райский отдых.
Камилла лежала на одеяле, постеленном на траве. В своем оранжевом бикини минимальных размеров она была столь великолепна, что мой собственный белый купальник показался мне старомодным и нелепым. Но Кристер, сознательно или невольно, укрепил мою веру в себя, заметив:
— Пак гораздо более загорелая, чем ты, Кам. И не такая тощая. Тебе надо отдохнуть и отъесться.
Ее взгляд за стеклами темных очков невозможно было разглядеть.
— Я не дотягиваю?
— Ну что ты! Ты слишком хороша, чтобы добавлять сюда слово «невинный». И потом, я совсем не хочу читать про новые убийства. Достаточно и того, которое мы расследуем сейчас.
Тут включился в разговор папа.
— Ты имеешь в виду ту историю в Емтланде?[3] В нем вы, насколько я понимаю, крепко застряли?
— К сожалению, да. Прошло уже три месяца, а мы еще не сдвинулись с мертвой точки.
— Мертвая точка, — пробормотала Камилла. — Какое жуткое слово, если подумать об обстоятельствах этого дела! Но лучше все-таки не думать. Главное, чтобы ты сидел с нами, а не тащился по этой проклятой дороге из-за какой-то дурацкой газеты. Лучше позагораем, а потом искупаемся, а потом ты почистишь картошку, а потом мы поедим, а потом ты помоешь посуду, а потом мы…
Так мы и сделали, а между тем небо над вершинами гор на юго-востоке постепенно хмурилось.
Около полуночи разразилась гроза. Бушевал ветер, дождь лил, как из ведра. И хотя я знала, что папа спит сейчас на втором этаже, а Юнас в соседней комнате, что до Кристера и Камиллы всего двадцать метров, — все это ничуть не помогало. Нервы у меня были взвинчены без всякой видимой причины, и я всю ночь не сомкнула глаз. Юнг-Штиллинг назвал бы это «предчувствиями» и был бы абсолютно прав.
С восьми часов утра в среду злая судьба начала исподтишка наносить нам свои удары. С этого момента на наши головы обрушились не какие-нибудь отдельные неприятности, а целая серия несчастий и непредвиденных осложнений. И уже на следующую ночь большинство из нас было вырвано из летнего дачного рая, и даже для тех, кто остался или вскоре вернулся, спокойные беззаботные дни миновали.
Проворочавшись всю ночь в кровати, я поднялась, едва рассвело. Брюки и свитер показались мне наиболее подходящей одеждой в такую погоду, когда все небо было затянуто серо-черными тучами, а ветер грозно шуршал в кронах кленов. Впрочем, дождь уже прекратился, и я пошла побродить среди диких яблонь и сиреневых кустов, ожидая, когда проснется Юнас. Однако свежий воздух, судя по всему, коренным образом изменил его привычки, так что я так и бродила одна, невесело и бесцельно, когда последовал первый удар.
За шумом ветра я вдруг услышала треск мотоцикла. Тут я вспомнила, что Наполеон говорил что-то про Бьёрна-Эрика Ульссона, который будет возить нам молоко, и когда треск затих и из рощи появился молодой человек, я двинулась ему навстречу.
С первого взгляда мне очень понравился младший сын Манфреда Ульссона. Бьёрну-Эрику было на вид двадцать с небольшим, он был высок и жилист, у него было узкое чуть вытянутое лицо и большие печальные синие глаза. Густые светлые волосы торчали во все стороны, и я скоро заметила, что он нервным жестом приглаживает их рукой, когда смущен или волнуется. Так он сделал и сейчас и пробормотал, заикаясь, забыв даже представиться:
— Вот… молоко. И еще телеграмма. Приходил парень с почты, и я сразу поехал к вам. Он находит дорогу только к нам, так что… Но ведь, это самое… я подумал, что это что-то важное… она господину Вику.
Я с неприятным чувством взяла коричневый конверт. Прежде чем я успела что-либо сказать, юноша мгновенно исчез, словно растворился, и несколько секунд спустя мотор его мотоцикла уже стрекотал где-то внизу на дороге.
Мне оставалось только разбудить Кристера. Я постучала в низкое окошко их домика, и спустя минуту Кристер, согнувшись почти пополам, выбрался через низкую дверь. Он не только мгновенно натянул брюки и рубашку, но и тут же стряхнул с себя сон, и когда он читал телеграмму, стоя на мокрой траве Змеиного Озера, только темная щетина на его лице указывала на то, что его безжалостно вырвали из сладкого утреннего сна.
— Плохие новости? — спросила я.
ebooksa