Штормовое предупреждение

22
18
20
22
24
26
28
30

— Какая же?

Дженни Олдер отвечает не сразу:

— В сущности, речь идет о приоритетах. Мы довольно долго обсуждали плюсы и минусы от работы пенсионеров. С одной стороны, передача знаний, с другой — новая ориентация деятельности и ресурсов. В итоге было решено более не позволять пенсионерам продолжать работу.

— А какими исследованиями занимался Фредрик Стууб?

— Он работал с микотоксинами. Ну, то есть с разного рода грибковыми ядами. В частности, СМИ нередко приглашали его как эксперта. Например, когда несколько лет назад поднялась шумиха по поводу афлатоксина в рисе.

Карен вспоминаются строки из анонсов вечерних газет, кричавшие, что рис, который ты спокойно ел всю жизнь, теперь опасен для жизни.

— Но он проработал не весь срок, а только до конца две тысячи пятнадцатого, если память мне не изменяет, — продолжает Дженни Олдер. — Как я поняла, он отошел от дел и, надо надеяться, нашел себе другое занятие. Многие не желают уходить на пенсию, но со временем обычно смиряются. Думаю, такие проблемы есть во всех профессиях.

Она произносит эту фразу с доверительным смешком, подразумевающим согласие собеседника. И Карен реагирует совершенно инстинктивно. Этаким учтивым снисходительным сожалением. А поскольку она не делает поползновений поддакнуть, Дженни Олдер продолжает уже другим тоном, намекающим, что, с ее точки зрения, разговор окончен:

— Последние годы мы, как я уже говорила, не видели его и не слышали, однако я, разумеется, немедля проинформирую всех на факультете. Вы не знаете, когда состоятся похороны? Хорошо бы сообщить нам по мейлу. Вполне вероятно, кто-нибудь захочет присутствовать.

Со вздохом Карен заканчивает разговор.

* * *

Черт, старость не радость, думает она, продолжая отсматривать материалы из компьютера Фредрика Стууба. Как и сказала Дженни Олдер, профессиональные интересы Стууба явно касались всяческих микотоксинов, и действительно, есть отсылки к ряду газетных публикаций, где он выступил в качестве эксперта и писал о токсичной плесени в рисе, о черной плесени при нарушениях в строительстве и о риске грибковых ядов в яблочном муссе и соке. Она пробегает глазами непонятные термины и цифры сравнительных замеров содержания афлатоксинов, охратоксина, патулина, бодуэнии, трихотеценов, зеараленона и фумонизинов, но не находит никакой связи с гротовской винокурней.

О находках грибковой плесени в крепком спиртном Карен в жизни не слыхала, но мало ли о чем она знать не знает? Надо постараться все проверить. Плесень при нарушениях в строительстве куда понятнее. Подобные случаи вызывают громкий скандал, в зависимости от масштаба и последствий, думает она. Может, здесь найдется связь со строительными планами Гротов. Не слишком правдоподобно, но все-таки возможно.

Надо, чтобы все это непременно просмотрел кто-нибудь еще, уныло думает Карен и смотрит на часы. Уже четверть второго, в самом деле, пора закусить, а то ведь голова разболится не на шутку. Она выключает компьютер, и в ту же минуту звонит телефон.

Карл Бьёркен не выказывает ни намека на дурное самочувствие, хотя только что присутствовал на вскрытии.

— Я на пароме и чертовски проголодался. Ты обедала?

45

— Ничего?

— Ноль. Бьёрн Грот вообще не ответил на угрозу Фредрика Стууба или что уж там это было. Айтишники восстановили всю удаленную почту, даже то, что убрали из корзины. Черт их знает, как они это делают, но Ларсен сказал, что больше никакой переписки между Фредриком Стуубом и Бьёрном Гротом не было.

Они расположились в ресторанчике поблизости от паромной пристани. Карен встретила Карла у парома, и теперь оба как единственные посетители сидят в заведении, которое, пожалуй, скорее заслуживает названия портовой забегаловки. Простые деревянные столы и алюминиевые стулья, стенной декор в виде непременных рыбачьих сетей, “картины маслом”, изображающие корабли в бурном море. Символы веры, надежды и любви на сей раз воплощает выброшенное морем большое бревно, которое грозно нависает над кухонной дверью.

Карл Бьёркен пожимает плечами.