— Ты прекрасно знаешь, что…
— …вы переехали в Лангевик, потому что папа унаследовал от своего деда дом и права на ловлю рыбы. Но согласись, для тебя это было облегчение!
Элинор невольно улыбается:
— Да уж, видит бог, хлебнули мы там. Как я только выдержала столько времени… Представь себе, каково это — жить под одной крышей со свекром и свекровью и всего в трехстах метрах от золовки. Куда ни плюнь, всюду Эйкены. Все скопом мелкие прохиндеи, везде словчить норовят, но хоть гори все огнем, застольную молитву непременно читали, а как же, и в церковь ходили, каждое воскресенье. Я бы, наверно, в море утопилась, если б мы не уехали из этого ужасного места.
Карен с улыбкой смотрит на мать. Элинор Эйкен, урожденная Вуд, на три четверти британка и на четверть скандинавка. Когда она, дочь провинциального врача из Равенбю, вышла за Вальтера Эйкена, ей, верно, и в голову не приходило, какие трудности ее ожидают. И все же Карен в детстве никогда не слыхала, чтобы она жаловалась на свое житье-бытье жены лангевикского рыбака. Элинор стоически чистила рыбу и чинила изъеденные солью сети. Ни осенние шторма, ни ледяная зимняя стужа, ни отсутствие улова, ни вечные денежные тревоги не вызывали у нее недовольства. Но первые годы с родней Вальтера в семейном гнезде на Ноорё явно превышали ее выносливость.
— Я обязательно передам тете Ингеборг привет от тебя и скажу, что в Испании ты будешь рада гостям, — говорит Карен с широкой ухмылкой.
— Только попробуй. Когда едешь?
Карен уминает содержимое сумки, раз и другой, потом застегивает молнию.
— Завтра с утра пораньше, еще прежде чем вы проснетесь. А сейчас пойдем к остальным, отпразднуем остаток Рождества.
Через несколько часов, когда Карен, выкурив последнюю сигарету, закрывает входную дверь и бросает взгляд на часы, она понимает, что времени на сон осталось маловато. Мама и Харри поднялись наверх почти час назад, и Карен надеется, что они уже спят. Лео, Эйрик и Коре ушли в садовый домик, и оттуда долетает тихая музыка.
Она снимает куртку, идет к мойке, выпивает стакан воды. Выключая на кухне свет, бросает взгляд в гостиную. С дивана доносится ровное дыхание вперемежку с легкими похрапываниями на два голоса. После некоторых уговоров Сигрид убедила Марике разделить с ней тесное пространство и теперь расплачивается, чувствуя на затылке пару ног с накрашенными ногтями.
Секунду Карен стоит на пороге, потом закрывает дверь. Осторожно, чтобы никого не потревожить, поднимается по скрипучей лестнице.
6
Карен Эйкен Хорнби быстро глядит на приборную доску и сворачивает на шоссе. Без четверти семь, не больше, выехала она, конечно, на час позже, чем собиралась, но, проспав лишний часок, чувствует себя на удивление отдохнувшей. После целой недели оттепели дороги свободны от снега и льда, а на второй день Рождества, вдобавок в этакую рань, о движении на дорогах даже говорить не приходится. Если в Турсвике повезет с паромом, она, пожалуй, будет в Люсвике на Ноорё еще до обеда.
Она включает радио и тотчас протягивает руку, чтобы переключить канал, потому что из динамиков льется мелодия, предваряющая церковную утреню. Секунду-другую крутит верньер, находит мало-мальски приемлемую музыку, прибавляет громкость и откидывается на спинку сиденья. Барабанит пальцами по рулю в такт вступительному риффу
Ее обуревает ощущение свободы. Два месяца вынужденного безделья, безвылазного сидения дома с больным коленом, последствиями переломов ребер и тяжелого сотрясения мозга будили мысли и чувства, которые зачастую нагоняли тоску, а порой и пугали, не давая по ночам уснуть. За считаные месяцы ее устоявшаяся жизнь в корне переменилась. Монотонное существование с долгими рабочими днями, отдельными посещениями местного паба и одинокими вечерами дома сменилось постоянным присутствием других и растущим ощущением нашествия посторонних. Сигрид избегает собственного дома, но не хочет привлекать к этому внимание, а как долго рассчитывает оставаться Лео, они вообще никогда не обсуждали. Сама Карен не спрашивала, опасаясь ответа, каков бы он ни был. Она больше не одинока. И даже не знает, хочется ли ей одиночества.
Который месяц уже дом полнится не только ее звуками. Кто-то звенит на кухне посудой, кто-то наполняет ванну, из садового домика через двор долетает музыка. В соседней комнате кто-то разговаривает. И запахи. Свежий кофе, заваренный не ею, еда, тоже приготовленная не ею, пот, опять же не ее, аромат шампуня от чьих-то свежевымытых, еще не просохших волос. Присутствие других. Мелкие укольчики счастья. И безумный страх, когда она не успевает защититься. Постоянное напоминание, что когда-то она все это имела, а потом потеряла. С какой легкостью можно снова все потерять.
Звонок Юнаса Смееда стал спасительной соломинкой. Измученная бездельем, она радовалась возвращению к работе, будто желанному отпуску. Конкретная задача, нечто такое, с чем она по-прежнему способна справиться. Предстоящее расследование ее пока что не тревожит. Скудной информации о случившемся на Ноорё слишком мало, чтобы строить версии или беспокоиться. Пока что она чувствует лишь пьянящую легкость.
К северу от Дункера шоссе выписывает плавную дугу, и Карен не упускает случая глянуть на огни столицы и порта, пока высокие, похожие на казармы дома Горды и Мурбека не загораживают вид. На миг перед глазами мелькают фотографии нападений, случившихся прошлой осенью. Серия изнасилований садистского характера, одна из жертв умерла в машине скорой помощи по дороге в больницу “Тюстед”. Преступник до сих пор не найден, новых нападений за минувшие два месяца не происходило. Но это, вероятно, лишь вопрос времени. С наступлением весны мерзавец наверняка возьмется за старое, думает она. Таково было общее мнение, которое Юнас Смеед сформулировал следующим образом: “Пока на улице мороз, эти подонки прячут свой аппарат в штанах”.
Сама она в этом расследовании не участвовала. Едва не погибла в погоне за убийцей Сюзанны Смеед.
ebooksa