Вам решать, комиссар!

22
18
20
22
24
26
28
30

— Как обычно, — спокойно кивнул комиссар, — но что-нибудь все равно найдем.

— Как только я пришел, велел оцепить весь район, — продолжал Фельдер. — Разумеется, уже пошли слухи — говорят, что это обычный несчастный случай. Человек погиб, а водитель сбежал.

— Ну, в Фастнахт в этом нет ничего удивительного, — проворчал Циммерман. — А с чего вы, собственно, пришли к выводу, что это не обычное дорожное происшествие?

— К этому заключению пришел эксперт уже при беглом осмотре, — пояснил Фельдер. — По состоянию тела и характеру повреждений было ясно, что жертву переехали дважды. Как минимум дважды.

Циммерман прищурился.

— И что дальше? Вы уже выяснили, кто погибший?

— По документам это Хайнц Хорстман, около тридцати лет, журналист. Довольно известное имя, а?

Циммерман, втянув голову в плечи, стал похож на охотничьего пса, унюхавшего добычу.

— Хайнц Хорстман? Надеюсь, это ошибка.

— Нет, комиссар, — сказал Фельдер, — к сожалению, это так.

* * *

В ту ночь с пятницы на субботу, когда в предместье Гарн лежал на улице труп Хайнца Хорстмана, в мюнхенском Фолькс-театре в полном разгаре был ежегодный бал журналистов. Под гигантскими цветочными гирляндами в залах, украшенных фигурами фантастических зверей, бродили толпы людей газетного мира, людей, которые целый год жили в мире безжалостной конкурентной борьбы и острых полемик, — издатели, управляющие, шеф-редакторы и их заместители, редакторы, репортеры, критики, фельетонисты и ведущие колонок. Сегодня все они старательно делали вид, что оказались среди лучших друзей и что пришли сюда исключительно для развлечения.

— Господи, как все великолепно! Лучше и быть не могло, — расхваливал бал Анатоль Шмельц, совладелец, а для широкой публики и шеф-редактор «Мюнхенского утреннего курьера» — газеты, в последнее время любой ценой пытавшейся пробиться в лидеры. В журналистских кругах о ней говорили как об издании несерьезном и скандальном, но, по мнению Анатоля Шмельца, все это были грязные происки конкурентов.

В последнее время Шмельц вообще ощущал себя выше людской молвы. Он верил тому, в чем каждый день убеждали его сотрудники, — что звезда его восходит. Три городские газеты, которые четверть века правили общественным мнением, начинали бояться и уважать его. Это переполняло Шмельца ощущением счастья и всемогущества.

* * *

Комиссар Циммерман, который задумчиво разглядывал труп на мостовой, нюхом искушенного криминалиста почуял, что этот случай сулит одни неприятности и что Хорстман еще добавит полиции головной боли. Но это предчувствие не вывело его из равновесия, обретенного за долгие годы службы в криминальной полиции.

Те, кто не знал Циммермана по ежедневной службе, считали его человеком чувствительным и исключительно доступным.

Даже тертые уголовники часто попадались на эту удочку и доверяли Циммерману свои боли и проблемы. Но в криминальной полиции знавшие его ближе сотрудники называли комиссара не иначе как Старым Львом. В нужный момент Циммерман проявлял такую энергию и выдержку, что доводил своих молодых сотрудников до грани срыва, а из преступников выжимал все, что ему было нужно.

Его ближайший сотрудник Фельдер мог бы, имей он желание и, главное, возможность, поведать немало интересного о своем начальнике. Но сейчас он продолжал доклад Циммерману, стараясь быть лаконичным, что особенно любил шеф.

— Время происшествия — 23.13–23.15. Полицию вызвали случайные свидетели — советник Лаймер и фрау Домбровски, вдова. Оба проживают в доме 23. Поскольку предполагалось, что речь идет о дорожном происшествии, вызов передали в транспортную полицию, где его принял капитан Крамер-Марайн.

— Крамер-Марайн? — с довольной усмешкой переспросил Циммерман. — Это очень удачно, он нам сможет помочь.

Тут Фельдер кивнул на тело Хорстмана.